Происшествие из жизни... - [13]

Он поцеловал ее в высокую шею, вышел в переднюю, увидел в комнате чемодан, подумал, зачем купил его, выбросив на ветер семьдесят рублей, и ушел, сказав:

— Привет!

Во дворе, подойдя к такси, вдруг решил, что сделал ошибку, что не надо было дарить чемодан Софье Андреевне — зачем он ей? — а ему пригодился бы. Отвернувшись от шофера, вынул бумажник, торопливо пересчитал деньги, ровно семьдесят осталось, рубль в рубль, хватит еще на один чемодан для себя. При мысли, что он может купить и себе самому чемодан, Сергея Григорьевича охватила дрожь нетерпения. Он сел в машину, велел шоферу подъехать к универмагу.

Они выехали со двора, пересекли улицу и остановились у широких стеклянных дверей магазина. Сергей Григорьевич побежал, подгоняемый нетерпением, толкнул кого-то, споткнулся на ступеньках лестницы, и вот он у заветного прилавка.

— Мне надо чемодан на колесиках, с шифром, — сказал он, задыхаясь от бега, молоденькой продавщице. «Ах, какая хорошенькая, — отметил он, — симпомпончик необъезженный». Продавщица смотрела на него ясными глазами, и на лице ее была написана вежливая готовность услужить.

— Извините, не поняла, — сказала она.

— Чемодан на колесиках, с шифром, — повторил он.

— У нас нет таких чемоданов. И не было, — ответила она.

— Как это не было?! — воскликнул Сергей Григорьевич. — Я сам час назад купил здесь у вас такой чемодан.

— У меня?

— Ну, не у вас конкретно, тут другая была продавщица.

— Я здесь одна, вы ошиблись. Может быть, вы были в другом магазине?

— Здесь я был, — сердясь, сказал Сергей Григорьевич и обратил внимание, что у вежливой этой продавщицы верхняя губа вздернута, обнажая зубы, что она не такая уж и хорошенькая, лицо у нее сладенькое, конфетное такое, которое хуже уродства. — Вот тут стоял чемодан.

— Уверяю вас, не могло этого быть, — сказала девушка.

— Но я не сумасшедший! — воскликнул Сергеи Григорьевич. — Позовите завсекцией.

— Она вам скажет то же самое…

— Позовите.

Заведующая секцией, полная, пышущая здоровьем и оптимизмом женщина в очках — одно стекло было треснуто, — сказала, улыбаясь:

— Ну, что вы, уважаемый покупатель, зачем так беспокоитесь? У нас никогда не было таких чемоданов. Во всяком случае, в этом месяце не было. И в прошлом.

— А я повторяю, что именно здесь час назад купил такой чемодан.

— Господи, ну купили, и хорошо, — сказала завсекцией, поправив пальцем очки, — значит, это был последний.

— Значит, были чемоданы?! — обличающе воскликнул Сергей Григорьевич. — Были или нет?

— Были или не были, не все ли равно? Теперь нет, — устало сказала завсекцией. — Извините, ничем помочь не могу. А зачем, собственно, вам еще, если один уже приобрели?

— Это мое дело.

— Конечно, — согласилась она со странной интонацией в голосе, будто с больным говорила. — Извините.

— Нет, не извиню, — сказал Сергей Григорьевич. — Не извиню. Дайте книгу жалоб.

— Но поймите, гражданин!

— Книгу жалоб! — повторил Сергей Григорьевич.

— Вон у кассы, — сказала завсекцией и ушла.

Сергей Григорьевич вынул из конверта тоненькую тетрадь, называемую книгой предложений, перелистал ее, переполненную не жалобами, как он заметил, а благодарностями, и, испытывая злорадство оттого, что своей жалобой перечеркнет эти благодарности, долго и пространно излагал свое возмущение обманом, учиненным над ним, уверяли, что подобных чемоданов в магазине отродясь не было, хотя час назад он купил такой чемодан и может предъявить чек как вещественное доказательство. Подписался, оставив служебный телефон, и вышел из магазина, испытывая удовлетворение.

Садясь в такси, чертыхнулся, вспомнив нелепый вопрос завсекцией: зачем вам еще, если один вы уже приобрели? «А затем, — сказал он себе, — что все должно иметь пару».

Это философское определение необходимости иметь еще один чемодан понравилось ему своей ясностью. Мысль о парности всего сущего направила ход его размышлений по иному руслу. В этом суть, в этом, конечно. Все вокруг имеет свою противоположность: левая рука и правая, солнце и луна, мужчина и женщина, даже мир разделен на черных и белых, на капитализм и социализм, на умных и дураков, на добро и зло, на счастливых и несчастных. Всюду противоположные заряды — минус и плюс. Да, но при чем здесь чемодан? А при том… При том. Поразмыслить надо, и все будет понятно, все, что кажется непонятным… Вот так…

Софья Андреевна мыла на кухне грязную посуду. Зачем он приходил? Зачем приволок свой огромный заморский чемодан?

Самое удивительное, что она привязана к этому человеку, хотя он обходится с ней, ну, не то чтобы жестоко, но бесцеремонно. Не побыл и получаса и исчез. У нее всегда было ощущение, что он в одно мгновение находится и тут, возле нее, и где-то там, дома или у себя в учреждении. Софья Андреевна знала, что он давно ее не любит, да и любил ли, хотя по-своему, конечно, привязан к ней. Однако она всегда уговаривала себя верить ему, обманывая себя, оправдывая его торопливость занятостью. Но любит ли она его? Детские какие-то вопросы. Какая любовь! Нет никакой любви между ними. Есть тоска одиночества. И печаль, которой ее жизнь проникнута в последние годы. Конечно, именно одиночество и печаль заставили ее приклонить голову к Сергею Григорьевичу, но не любовь, потому что она любила только одного человека, своего мужа, погибшего нелепо и страшно.