Прогулка - [15]

Потом, когда уже расстались, вернее, Марк просто уехал по делам в другой город, там вдруг устроился на работу, и очень обрадованно об этом по телефону сообщил, не зовя Киру приехать, он позвонил еще пару раз. Нет, даже раза четыре, вспомнила она, кладя в рот неудобную таблетку и проталкивая ее в глотку водой. В последний раз, как-то со значением или намеком, Кира тогда не особенно поняла, спросил, мол, давно хотел узнать… ты почему мне позволяла рассказывать всякое? И слушала так, равнодушно. Она честно ответила, что было интересно, о нем ей было интересно все. И замолчала. Не говорить же ему, в самом деле, что всякий раз впадала в тихое бешенство и готова была убить его, задушить подушкой, кинув ее на довольное лицо победителя, но побеждала сама себя, не выходя за рамки вежливого, почти равнодушного внимания. Чтоб не портить отношений.

И только через несколько лет дошло до нее, что ждал, наверняка ждал взрыва, который покажет, что он ей не безразличен, что она ревнует и бесится. И может быть, специально приукрашал победы. А она крепилась, кивала.

Но, кроме своего донжуанства, Марк обладал многими чудесными качествами. Был веселым, остроумным, легким на подъем, и уговаривать его куда-то поехать на старом раздолбанном жигуленке не приходилось — все побережье обмотали, со Светкой на заднем сиденье, и часто — с десятилетним сыном Марка, которого он «брал взаймы у бывшей», так, смеясь, сам говорил. Дарил цветы. Орал под окном серенады, радуя соседей. Человек-праздник. Но каждый день праздником не сделаешь, понимала Кира, и с самого начала была уверена, отношения у них легкие, ни к чему не обязывают.

Коты вертелись у голых ног, щекотали кожу, Кира привычно осторожно ушла в кухню, стараясь не наступить на дурней. Поставила турку на газ. И помыла вылизанные мисочки. Боль в голове стала ватной, лежала, раздумывая, ожить или все же сдаться.

Кира вылила в любимую кружку горячий кофе и положила в тарелочку пару печений. Ушла, шлепая тапками, и села перед ноутом, туже запахивая халат. В комнате было зябко, но надевать всякие носки она ленилась, и отхлебывая горячий, сладкий, открыла папку со вчерашними снимками, а то не успела и посмотреть.

Это было обычным удовольствием, листать, возвращаясь в краски вчерашнего дня, радоваться, если что-то получилось по-настоящему хорошо.

Но сегодня, перед тем, как нажать на курсор, Кира помедлила буквально секунду. Если бы читала книгу, то в папке толпились бы кадры с пурпурно-розовой девой, и потом — вишенкой на торте, пощекотать нервы читателей — мрачные тени под арками и блеснувший в сумраке глаз, или это окурок, летящий от губ.

— Ну-ну, — сказала себе, уже разглядывая превьюшки, и не признаваясь, что все-таки чуточку ожидала увидеть. Такое вот. Эдакое.

Но на картинках сверкала зелень, желтели медом юные листья церциса, летали плотники, и на паре кадров так удачно — вышли четко, зависая над розовыми цветами под синим небом.

Довольная, она пролистала снимки до самого последнего, жалея, что не стала снимать гущу травы с тайным запахом цветов. И поставив чашку рядом, вернулась, подаваясь ближе к монитору и внимательно глядя на розовую кашу цветов, полностью закрывающих кадр. Один кадр. В нем все, как в других, которые рядом: сотни цветов, плотно сидящих на черных извилистых ветках, монеты медовых листочков, черный плотник с размытыми трепещущими крылышками, пчела, зацепилась за устье цветка, в самом уголке кадра. И в небольшом просвете среди цветов и веток, вместо ожидаемой небесной синевы или прожильчатой зелени трав — белые черточки с неясной вдоль них зеленой полоской. И сбоку — ровная линия непонятного цвета, перекрытая капризно надутыми губками церциса.

Кира тронула тачпад, увеличивая снимок, еще и еще, пока вместо изображения не поплыли по монитору размытые пятна пикселей. Прищурилась, снова уменьшая размер картинки. Не в фокусе, и пятно небольшое, можно, конечно, уверить себя, что там, за церцисом, что? Тот самый виноградник? Который был виден в окна просторного зала? Большого, но с низким уютным потолком. Или просто кусок чьей-то машины? Или одежды. Рюкзак, может, чей?

— Ты мне скажи, — прозвучал в ватной еще голове насмешливый голос.

Фраза, которая вчера была сказана не единожды. Сначала в воображении Киры, а потом вдруг — Светка сказала ее же. И каждый раз требовательная интонация как бы перекидывала ответственность на саму Киру. При чем тут я, как бы удивлялись ее собеседницы. Ты мне скажи.

И сейчас то же самое.

— Значит…

Кира возмущенно нахмурилась, потом подняла брови. Вспомнила о морщинах, прорезающих лоб и успокоила лицо. Значит, я должна выбрать сама, есть там что-то эдакое. Или все обычно. Я скажу. Я. И так оно и будет.

Выбери сама, легконогая Кира.

Она задумалась, взвешивая. Игра понравилась ей. И отпуская воображение, краем сознания помня еще о решении сотворить драгоценное платье, она представила, а вдруг…

Мобильник, который лежал рядом с креслом, на диване, замигал, благоразумно отключенный на ночь. Звонил издатель.

Странный выбор откладывался, с облегчением, но и с тайной досадой, решила Кира, беря телефон.