Прогулка - [15]

Шрифт
Интервал

Потом, когда уже расстались, вернее, Марк просто уехал по делам в другой город, там вдруг устроился на работу, и очень обрадованно об этом по телефону сообщил, не зовя Киру приехать, он позвонил еще пару раз. Нет, даже раза четыре, вспомнила она, кладя в рот неудобную таблетку и проталкивая ее в глотку водой. В последний раз, как-то со значением или намеком, Кира тогда не особенно поняла, спросил, мол, давно хотел узнать… ты почему мне позволяла рассказывать всякое? И слушала так, равнодушно. Она честно ответила, что было интересно, о нем ей было интересно все. И замолчала. Не говорить же ему, в самом деле, что всякий раз впадала в тихое бешенство и готова была убить его, задушить подушкой, кинув ее на довольное лицо победителя, но побеждала сама себя, не выходя за рамки вежливого, почти равнодушного внимания. Чтоб не портить отношений.

И только через несколько лет дошло до нее, что ждал, наверняка ждал взрыва, который покажет, что он ей не безразличен, что она ревнует и бесится. И может быть, специально приукрашал победы. А она крепилась, кивала.

Но, кроме своего донжуанства, Марк обладал многими чудесными качествами. Был веселым, остроумным, легким на подъем, и уговаривать его куда-то поехать на старом раздолбанном жигуленке не приходилось — все побережье обмотали, со Светкой на заднем сиденье, и часто — с десятилетним сыном Марка, которого он «брал взаймы у бывшей», так, смеясь, сам говорил. Дарил цветы. Орал под окном серенады, радуя соседей. Человек-праздник. Но каждый день праздником не сделаешь, понимала Кира, и с самого начала была уверена, отношения у них легкие, ни к чему не обязывают.


Коты вертелись у голых ног, щекотали кожу, Кира привычно осторожно ушла в кухню, стараясь не наступить на дурней. Поставила турку на газ. И помыла вылизанные мисочки. Боль в голове стала ватной, лежала, раздумывая, ожить или все же сдаться.

Кира вылила в любимую кружку горячий кофе и положила в тарелочку пару печений. Ушла, шлепая тапками, и села перед ноутом, туже запахивая халат. В комнате было зябко, но надевать всякие носки она ленилась, и отхлебывая горячий, сладкий, открыла папку со вчерашними снимками, а то не успела и посмотреть.

Это было обычным удовольствием, листать, возвращаясь в краски вчерашнего дня, радоваться, если что-то получилось по-настоящему хорошо.

Но сегодня, перед тем, как нажать на курсор, Кира помедлила буквально секунду. Если бы читала книгу, то в папке толпились бы кадры с пурпурно-розовой девой, и потом — вишенкой на торте, пощекотать нервы читателей — мрачные тени под арками и блеснувший в сумраке глаз, или это окурок, летящий от губ.

— Ну-ну, — сказала себе, уже разглядывая превьюшки, и не признаваясь, что все-таки чуточку ожидала увидеть. Такое вот. Эдакое.

Но на картинках сверкала зелень, желтели медом юные листья церциса, летали плотники, и на паре кадров так удачно — вышли четко, зависая над розовыми цветами под синим небом.

Довольная, она пролистала снимки до самого последнего, жалея, что не стала снимать гущу травы с тайным запахом цветов. И поставив чашку рядом, вернулась, подаваясь ближе к монитору и внимательно глядя на розовую кашу цветов, полностью закрывающих кадр. Один кадр. В нем все, как в других, которые рядом: сотни цветов, плотно сидящих на черных извилистых ветках, монеты медовых листочков, черный плотник с размытыми трепещущими крылышками, пчела, зацепилась за устье цветка, в самом уголке кадра. И в небольшом просвете среди цветов и веток, вместо ожидаемой небесной синевы или прожильчатой зелени трав — белые черточки с неясной вдоль них зеленой полоской. И сбоку — ровная линия непонятного цвета, перекрытая капризно надутыми губками церциса.

Кира тронула тачпад, увеличивая снимок, еще и еще, пока вместо изображения не поплыли по монитору размытые пятна пикселей. Прищурилась, снова уменьшая размер картинки. Не в фокусе, и пятно небольшое, можно, конечно, уверить себя, что там, за церцисом, что? Тот самый виноградник? Который был виден в окна просторного зала? Большого, но с низким уютным потолком. Или просто кусок чьей-то машины? Или одежды. Рюкзак, может, чей?

— Ты мне скажи, — прозвучал в ватной еще голове насмешливый голос.

Фраза, которая вчера была сказана не единожды. Сначала в воображении Киры, а потом вдруг — Светка сказала ее же. И каждый раз требовательная интонация как бы перекидывала ответственность на саму Киру. При чем тут я, как бы удивлялись ее собеседницы. Ты мне скажи.

И сейчас то же самое.

— Значит…

Кира возмущенно нахмурилась, потом подняла брови. Вспомнила о морщинах, прорезающих лоб и успокоила лицо. Значит, я должна выбрать сама, есть там что-то эдакое. Или все обычно. Я скажу. Я. И так оно и будет.

Выбери сама, легконогая Кира.

Она задумалась, взвешивая. Игра понравилась ей. И отпуская воображение, краем сознания помня еще о решении сотворить драгоценное платье, она представила, а вдруг…

Мобильник, который лежал рядом с креслом, на диване, замигал, благоразумно отключенный на ночь. Звонил издатель.

Странный выбор откладывался, с облегчением, но и с тайной досадой, решила Кира, беря телефон.


Еще от автора Елена Блонди
Княжна

Вы думаете, что родиться княжной это большая удача? Юная княжна Хаидэ тоже так думала. Пока в её жизнь не вошло Необъяснимое…


Хаидэ

Заключительная часть трилогии о княжне Хаидэ.


Insecto: Первая встреча

Древний рассказик. Перенесла из другого раздела. Поправила…


Второстепенная богиня

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Инга

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дискотека. Книга 2

Книга вторая. Роман «Дискотека» это не просто повествование о девичьих влюбленностях, танцульках, отношениях с ровесниками и поколением родителей. Это попытка увидеть и рассказать о ключевом для становления человека моменте, который пришелся на интересное время: самый конец эпохи застоя, когда в глухой и слепой для осмысливания стране появилась вдруг форточка, и она была открыта. Дискотека того доперестроечного времени, когда все только начиналось, когда диджеи крутили зарубежную музыку, какую умудрялись достать, от социальной политической до развеселых ритмов диско-данса.


Рекомендуем почитать
Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».