Профессор Влад - [59]

Устроив смотр своим скудным, сэкономленным на студенческих завтраках финансам, я с радостью обнаружила, что их как раз хватит на два цветка — любой окраски, любой степени распущенности. Тут уж мне стало совсем тошно. А что, это было бы круто — подарить старому профессору чётное количество роз!!! Пришлось взять одну — зато красивую, сильную, шипастую, с длинным толстым стеблем и ещё не начавшим раскрываться алым бутоном (малодушная перестраховка, вызванная возникшим в последний момент опасением — вдруг цветок увянет слишком рано и тем самым напомнит профессору о стремительно убегающих годах?!) Зато уж на упаковке и прочих прибамбасиках — таких, как спиралевидно закрученная золотистая лента и декоративная укропная растительность, — я оттянулась в полной мере: всё это стоило дёшево и, кажется, не таило в себе никакого подвоха. Весёлая толстая блондинистая цветоШница, профессионально придавшая растению презентабельный вид, с приветливой улыбкой предположила, что у меня сегодня «не иначе как экзамен». Что ж, отчасти она была права — роза моя предназначалась преподавателю.

Я несла её по Трубной опасливо, бережно, боясь, как бы лютый октябрьский норд-ост, безжалостно хлещущий меня по щекам, не повредил нежного бутона, в котором были запрятаны, словно Кощеева смерть в яйце, моя любовь, тоска ожидания, страх перед неминуемой неловкостью первых минут. Добираюсь до факультета, вхожу и первое, что вижу — шумную компанию а-ля «среди баб один прораб»: две весёлые пожилые преподавательницы, щебетунья Людочка, суетливая, перекрывающая своим писклявым голоском общий гвалт Ольга Валентиновна, загадочно-молчаливая Елизавета Львовна… и в центре мой Влад — похудевший, пожелтевший, весь какой-то пришибленный, в дурацкой лыжной шапочке, старившей его лет на десять. Первым моим желанием было, пока не поздно, скрыться за входной дверью: пошлые тётки не должны были лапать сальными пальцами мою выношенную долгими днями радость, я предпочла бы поздравить Влада с возвращением наедине… но увы, ярко-алый бутон на длинном стебле был далеко не той вещью, которую могли бы пропустить цепкие глаза деканата. Прежде чем я успела отступить к дверям, дамы уже кричали: — Ах, боже, какой роскошный цветок! Кому это, Юлечка? Неужели нашему дорогому Владимиру Палычу?!

Ничего не поделаешь, пришлось подойти. «Владимир Палыч» — чужой, старообразный, с необычно маленькой головой в тускло-синей обтягивающей шапчонке — пошевелил бледными вялыми губами и, молча кивнув, принял из моих столь же вялых рук злополучный цветок, который мне ничего не оставалось, как вручить ему тут же, на месте, не отходя, как говорится, от кассы. Конечно, слова, которые я хотела бы сказать, не шли мне на язык, да и были, пожалуй, неуместны. Но никто не мог помешать мне за несколько кратких секунд разглядеть его лицо, которое я так желала увидеть весь этот месяц. — Помолодел, похорошел!.. — в кокетливом экстазе кричала Ольга Валентиновна.

Увы, наши с ней представления о молодости и красоте явно не совпадали. Влад (с озабоченным лицом, упорно отводящий глаза) произвел на меня странное, гнетущее впечатление. С пустыми руками поднимаясь на второй этаж, где меня ждали обычные студенческие будни, я не переставала спрашивать себя: что же случилось, почему он выглядит таким уставшим, больным и старым?.. Возможно, виной всему — дурацкая адидасовская шапочка… Впрочем, что это я? — подумала я, входя в аудиторию, — известное дело, акклиматизация, я зря беспокоюсь. И потом, он же прямо с дороги… Конечно, дорогого цветка немного жаль… и встреча смазалась… Но ничего, уж после занятий-то мы с Владом останемся наедине — и отпразднуем его приезд честь по чести.

Как бы не так!.. Мерзкие деканофурии, не удовольствовавшись отнятым у меня цветком, одна мысль о цене которого вызывала у меня дрожь досады, устроили ещё и так называемый «вечер встречи» — а попросту, пьянку, чьи характерные звуки — визгливый смех и разудалые выкрики почтенных педагогинь — раздавались из Владова кабинета до темноты. Наконец, я устала ждать и отправилась домой. Телефон профессора мне в тот вечер так и не ответил: видимо, он засиделся с дамами допоздна. В начале первого часа я, по застарелой и уже ненужной привычке положив крупный «хер» на день «икс», сорвала календарь со стены — и, со злобой смяв его, отправила за спинку дивана, где у меня традиционно скапливался разный мелкий мусор.

Наутро я специально вышла пораньше, чтобы встретить его на остановке. Безуспешно: домой он, судя по всему, так и не вернулся, ночевал на раскладушечке… Что ж, ладно. Невыспавшаяся, раздражённая, томимая самыми мрачными предчувствиями, добираюсь до факультета; даже не сняв дублёнки, поднимаюсь на четвёртый, миную коридор, стучу в дверь — и уже по неприязненному «Да-да!» понимаю, что профессор пребывает не в лучшем расположении духа. Всё-таки вхожу — и с дурацкой неуверенной улыбкой обвожу глазами кабинет. Весь интерьер вроде бы на месте — включая и самого Влада, сидящего за компьютером с гордо выпрямленной спиной, — но розы — моей розы! — нигде нет; не знаю почему, но в тот миг я не нашла ничего остроумнее, как поинтересоваться — куда он дел мой цветок?..