Профессор Влад - [26]

Когда ж я в последний раз-то его видела?.. Ах, да — летом, в начале августа, когда Гарри, известный любитель семейных торжеств, закатил дома ошеломительно-великолепную вечеринку по случаю десятой годовщины его экстрасенсорной деятельности. Дым стоял коромыслом, пиво, коньяк и шампанское лились рекой, музыка гремела на все девять этажей, а «Гудилин-холл» на всю ночь перевоплотился в танцплощадку… словом, праздник был так грандиозен, что я не успела ни поговорить с братом, ни даже толком разглядеть его, — и единственной памятью, оставшейся у меня от этого дня, был незаживающий панариций на безымянном пальце, который я заработала, на пару с Захирой Бадриевной перемывая огромные айсберги посуды.

— Голодная? — коротко спросил Гарри, когда я, преодолев, наконец, дурацкую робость, подошла к столу. Заметив, что я неуверенно поглядываю в сторону стойки (там как раз в эту секунду, откуда ни возьмись, появился смурной, заспанный бармен), он снял с соседнего стула дорогущий крокодиловой кожи портфель, бережно переместил его на пол и пригласительно похлопал ладонью по освободившемуся сиденью. Я привычно повиновалась; брат небрежным жестом придвинул ко мне тарелку с бутербродами и вновь обратился к Русалочке, застенчиво ковыряющей пластмассовой вилкой капустный салатик:

— Морщинистая тварь!!! И ладно, если бы этот гад только порол — а порет он по-страшному, гоняет взад-вперёд по всему предмету!.. — так нет же! Эта сволочь ещё и отожжёт на твоих костях зажигательную джигу, жмурясь и притоптывая каблуками от удовольствия!.. Надеюсь, ты не забыла школьный курс геогра…

Тут Анна, чьей лебединой шеей я всё это время тайно, с завистью любовалась, одарила меня улыбкой — и, протянув ухоженную ручку, осторожно дотронулась до рукава своего кавалера, как бы напоминая ему, что я-то не знаю предыстории. Похоже, она, несмотря на принадлежность к высшему классу гетер, была девушкой доброй и деликатной. Но Гарри, с детства не терпевший, чтобы его прерывали, оскорбился:

— Надеюсь, ты не забыла школьный курс географии — австралийская и южно-американская фауна?! — злобно рявкнул он мне прямо в ухо.

От неожиданности я чуть не выронила себе на колени только что надкушенный бутерброд с толстым шматом паюсной икры:

— А что?..

— А то, — уже спокойнее ответил Гарри, — что надо быть броненосцем, чтобы сдавать такой ехидне, как этот старый козёл! Он и до вас ещё доберётся, готовься!..

Довольный тем, что удалось-таки ввернуть заготовленную загодя остроту, он одним махом опустошил рюмку с коньяком, наполнил снова, поднёс к глазам — и принялся сосредоточенно рассматривать янтарную жидкость на просвет, точно так, как (я знала) делал с хрустальным шаром, предсказывая доверчивым клиентам будущее:

— Раз уж у нас за столом новоприбывшие, — наконец, проговорил он ровным голосом, как бы ни к кому не обращаясь, — будет вполне уместно, если я расскажу всю историю с самого начала. Надеюсь, никто не возражает?

Две почтенные преподавательницы, мирно уплетавшие куриные крылышки с горошком в дальнем углу залы, на мгновение перестали жевать и с опасливым любопытством покосились в нашу сторону — но возражать не стали; а я подумала, что на моей памяти последним, кто осмелился возразить Гарри Гудилину, был Оскар Ильич — да и тот, по правде сказать, плохо кончил… К счастью, Анна — меня всё больше восхищала её удивительная тактичность! — тут же с готовностью нахмурила бровки, и успокоенный брат, вернув рюмку на стол, картинным жестом уткнул лоб в сплетённые пальцы.

Итак, в начале триместра, в ту самую сладостную пору, когда педагоги, разнеженные летним отдыхом, ещё хранят на загоревших лицах следы каникулярного благодушия и ничто не предвещает беды, произошло некое событие — на первый взгляд, незначительное, но впоследствии оказавшееся роковым. Преподавательница патопсихологии Марья Кирилловна Игрунова — молоденькая, симпатичная, всегда такая весёлая, настоящая гетера («Да! У нас были прекрасные отношения!»), вдруг ни с того ни с сего оматронилась — и, едва успев отчитать две-три лекции, неожиданно ушла в декрет.

А неделю спустя на свет божий невесть откуда выполз устрашающий мастодонт! Этого старого, уродливого и, судя по расположению морщин, склочного профессорюгу Гарри до той поры ни разу нигде не встречал: очевидно, все эти годы тот пребывал в анабиозе (по более поздним сведениям — в бессрочном академическом отпуске, где корпел то ли над какими-то загадочными «монографиями», то ли над второй кандидатской); как бы там ни было, Машенькин стул явно пришелся ему по вкусу. Плотоядно и даже с каким-то сладострастием потирая сухие, морщинистые, впрочем, хорошей, благородной формы аристократически-длиннопалые руки, гнусный узурпатор з сообщил удрученной аудитории, что «изрядно соскучился по живой, тонизирующей преподавательской деятельности». Такое вступление, не говоря уж о той постной и одновременно язвительной мине, с которой незваный гость оглядывал «будущих коллег», как-то сразу не понравилось Гарри, с детства обладавшему звериным нюхом на врага.

На всякий случай брат навёл справки. Знакомые аспирантки, которых Гарри «периодически пользовал», подтвердили его смутные подозрения: да, старикан и впрямь не прост — он, сказали они, из породы въедливых мизантропов, то есть из тех, кого не проведёшь на мякине. А вот это уж пардон!.. Золотой медалист, претендент на красный диплом и, как-никак, профессиональный фокусник, Гарри знал по опыту, что неприступных крепостей не бывает. Конечно, Мастодонт — именно так он почему-то сразу стал называть его про себя — был тёртым калачом, это прямо-таки бросалось в глаза, но тем интереснее представлялась брату грядущая схватка.