Призвание: маленькое приключение Майки - [10]
Существо отпрянуло. Живот-громадина тяжко заколыхался.
— Диета из лопухов была? — произнесло оно. — Была. Кросс был? Был. С дерева в овраг сигала? Сигала. И что?
— Что? — переспросила Майка.
— Страшно сказать… От лопухов — голодная вспухлость, от беготни — мозоли, а в овраге такая грязюка — хоть плачь. Едва не разбилась! — судя по всему, существо было впечатлительной барышней. — Наповал буквально. По клочкам — бум-с!!!
Не недозаяц, а недозайчиха.
— Жалость какая, — сказала Майка.
— Да.
— Да.
— Меня Симой кличут… — округляя свои влажные глаза, сказала недозайчиха.
«Сочиняет», — немедленно подумала Майка. Той весной все пели про Симу, из-за которой бывает невыносимая жизнь, но нелепая недозайчиха вряд ли годилась в песенные героини.
— Хорошо, я буду вам «тетя Сима», — на свой лад истолковала молчание девочки лесная обитательница. — У нас все-таки есть небольшая разница в возрасте. Вы маленькая еще.
«Да, разница очень большая», — подумала Майка и, наконец, вспомнила, где видела похожих существ.
Конечно! По телевизору. Сима была похожа на кенгуру.
«Я буду называть ее кенгуровая тетя», — решила про себя девочка.
Майка не могла считать недозайчиху прекрасной Симой, но если той уж так хочется быть тетей — пускай будет. Заблуждения нужно уважать. По крайней мере, до той поры, пока они выносимы.
Путевый человек
Если бы девочка увидела Симу чуть пораньше, ну, например, еще в апреле, то она б непременно рассмеялась. А вот в мае уже не могла.
А все из-за портрета.
В бабкиной квартире Майка давно приметила занятный портрет. Он стоял за стеклом, в серванте, между хрустальными фужерами. На той, не очень большой картинке в раме из облезлого золота, лысый человек с бородкой и в костюме возвышался над толпой и тыкал одной рукой куда-то налево от Майки (а от себя, выходит, направо), а другой держался за жилет. Называлось произведение «Всё путём, товарищи». Товарищ в костюме был такой сладкий и гладкий, что не смеяться было невозможно, а бабка глядела на него, будто бородач этот — её Вечная Любовь.
Она подходила к серванту вплотную, наклонялась к портрету и смотрела, смотрела, смотрела, словно совета спрашивала, а толстенные очки запотевали от силы бабкиного чувства. Смех, да и только.
Майка однажды высмеяла бабку. Приставив к глазам, сложенные колечками пальцы, она показала маме, как пожилая учительница влюбленно глядит на портрет:
— Мам, ну неужели ты не видишь, ведь похоже?! — спрашивала Майка маму, едва не визжа от веселости.
Сама Майка, изображая пальцами массивные очки, препотешно чувствовала себя в этой чепухе.
Но мама комического дара дочери не оценила.
— Я вижу только невоспитанную гадкую девчонку, которая насмехается над старым человеком, — мама поглядела на Майку так, что та, моментально присмирев, даже вытянула руки по швам. — Разве можно смеяться над старыми? — спросила Майку мама. — Смешно ей, — мама негодовала. — Чужой человек занимается с тобой совершенно бесплатно. Заботится о твоих манерах, думает о будущем твоем, а ты? Чем ты ей платишь?
— Неблагодарностью, да, — вынуждена была признать Майка. — Бабка, она, конечно, путевая, — уныло сказала четвероклассница. — У нее все путем. Как у этих… у товарищей.
— У кого? — мама прыснула — долго воспитывать она не умела. Но урок Майка заучила навсегда.
Не все смешно, что таким кажется.
Плаксивая мелодия
— Вы любите сны смотреть? — спросила Сима, возвышаясь в чаще изумрудного леса.
— Люблю, только никогда их не запоминаю, — сказала Майка.
— А я все сны помню! — с жаром продолжила новая знакомая. — Совершенно все. Даже те, какие видела в сумчатом возрасте. Вот мне снилось, будто я сплю и вижу сон, а в том сне я будто тоже сплю крепко-крепко. Понимаете? — Сима выжидательно уставилась на Майку.
— Понимаю, — девочка торопливо закивала, хоть и не совсем представляла себе, о чем лепечет бедная Сима.
— Сейчас я вам расскажу…
Странно. Школьница стояла в самом центре чрезмерного леса и разговаривала с кенгуровой особой, а беседа получалась обыкновенная: будто с вахтершей теть-Женей или с дедом Финикеевым с третьего этажа. «Наверное, чудеса не могут быть чудесными с головы до ног», — решила про себя Майка и взяла с себя слово попозже хорошенько обдумать эту волнующую мысль. Сейчас ей было некогда: тетя Сима дурным голосом кричала свой сон.
— Красиво, правда? — прокричавшись, спросила кенгуровая тетя.
— Грустно, — признала Майка.
— И я говорю — красиво, — Сима энергично подвигала острыми ушами. — Я люблю подлинную красоту, чтоб наполняться ею, и плавать в ней, как щепка в луже. А мой самый новый сон был судьбоносным, — с жаром проговорила она. — У меня вообще, все сны судьбоносные, но этот, я чувствую, самый-самый судьбоносный сон. Он рассказывал мне будущее. Знаете, какое у меня будущее?
— Головокружительное? — предположила Майка.
— На пьедестале, — Сима потупилась. — Мне снилось, что я стою в богатом наряде, вокруг меня красота, а некто подает мне знак. И все понимают, что я достойная.
— Кто «все»?
— Все, кто рядом. Их во сне много было, будто собрание по вопросу ветрености. Они там, — Сима махнула лапкой, — все время собираются, чтобы говорить про ветры, — ее горло набухло. — Перемен требуют наши сердца! — прохрипела Сима, подражая непонятно кому.
«Любовь во время карантина» – сборник добрых, теплых, лиричных и вдохновляющих рассказов современных русскоязычных авторов, в котором слово «карантин» перестает быть синонимом тревоги и беспокойства. Здесь собраны двадцать историй о любви и ее переосмыслении на фоне пандемии: любви к себе и близким, любви романтической и дружеской.
Не рекомендуется малым детям. Подросткам употреблять только под наблюдением взрослых. Не принимать все вышеописанное всерьез, также как и все, что еще будет описано.
«…и просто богиня» – парадигма историй писателя и журналиста Константина Кропоткина, в которых он живописует судьбы женщин, тех, что встречались ему на протяжении многих лет в разных уголках планеты. Эти женщины – его подруги, соседки, учителя, одноклассницы и однокурсницы, сотрудницы и начальницы. Они чьи-то матери, жены, любовницы, сестры, дочери. Одни невероятно привлекательны, другие откровенно некрасивы. Одинокие и замужние, имеющие одного или нескольких любовников. Знакомые или случайно встреченные однажды.
После десятилетнего шатания по Европе в Москву, к друзьям Илье и Кириллу возвращается Марк, вечно молодой кокетливый мужчина, с которым они делили квартиру в конце 1990-х. Так заканчивается спокойная жизнь этой обыкновенной пары. Криминальное продолжение высокодуховного интернет-хита «Содом и умора».
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.