Пришелец из Нарбонны - [5]

Третья девушка, стройная и легкая, держала кожаный мешок перед мордой запряженного в двухколесную арбу мула.

— Напои моего коня, прекрасная Суламифь, — обратился к ней Эли.

Девушка подняла большие серые глаза.

— Я не Суламифь.

— Посмотри, о лилия Сарона[15], как дрожит мой конь. Если б я не знал, что всему причиной жажда, то подумал бы, что он очарован тобой. Хочешь, я отгадаю твое имя? Тебя зовут Изабелла, ты внучка раввина дона Бальтазара.

Она удивленно взглянула на него.

— Каталина! — позвал чей-то голос.

Девушка поставила кожаный мешок и побежала к дому возле синагоги.

— Не это ли дом раввина дона Бальтазара? — спросил Эли девушек, которые погоняли мула, тянущего водовозную бочку.

— Этот самый, — ответили они хором.

Одна из них захватила пустой мешок — Лайл выпила все.

— Ну, пойдем, — сказал Эли лошади, с морды которой все еще стекала вода.

Арба въехала в широко открытые ворота. За ней шел Эли, ведя лошадь на поводу.

— Вы к кому, ваша милость? — с поклоном спросил бритый молодой человек.

— Меня зовут Эли бен Захария ибн Гайат. У меня письмо от моего отца к раввину дону Бальтазару Диасу де Тудела.

— Рад приветствовать дорогого гостя, — молодой человек снова поклонился. — Мы вас еще вчера ждали. Но не беда, времени еще много.

— Я, как видите, ехал верхом, королевская почта никого с собой не берет. Мы делали в день по тридцать миль.

— Чудо, что лошадь не пала в пути.

— Да, она очень устала.

— Следуйте за мной. Еще не все гости приехали. Прибыл дон Иссерлейн, он родом из Ратисбоны[16], но теперь живет в Турции. Лейб-медик самого султана Баязета, но до сих пор говорит с немецким акцентом. А я — секретарь раввина дона Бальтазара Диаса де Тудела. Меня зовут Йекутьель ибн Маурель. Один из моих родоначальников, Шемюэль ибн Маурель, был известным поэтом. У вас ведь тоже в семье поэты, правда?

— Правда, — ответил Эли.

— Мне это известно от доньи Клары, жены раввина дона Бальтазара. Она увлекается поэзией. — Йекутьель прикрыл рот рукой. — Но оставим нашим потомкам оценку ее стихов.

Они прошли по всему патио, которое окружала внутренняя галерея с обвитыми плющом колоннами. Двери комнат на нижнем этаже были открыты. Йекутьель ввел гостя в одну из них.

— Подождите здесь немного, — секретарь раввина показал на кресло. — Я приглашу донью Клару.

— А нельзя ли увидеться с раввином доном Бальтазаром? — спросил Эли.

— Не знаю. Если я не ошибаюсь, раввина дона Бальтазара нет дома. Сейчас велю прислать вам свечи и приготовить баню.

Было так тихо, будто в доме никто не жил. Потом послышался детский голос и лай собаки.

Темный воздух источал запах лаванды, растущей на клумбе посреди патио. Непривязанная Лайл ходила под галереей и щипала плющ, обвивающий колонны.

Эли привязал лошадь к каменному столбику с масляным светильником наверху. Светильник еще не горел, хотя вечер уже наступил.

Он вернулся в комнату. Глаза, привыкшие к темноте, разглядели лестницу, ведущую на маленькую внутреннюю галерею, вдоль которой расположились комнаты. Двери одной из них приоткрылись. В комнате горел свет, и золотистая полоска упала на плиточный пол возле ног Эли. Из комнаты донесся детский голосок и глухой лай пса. В самом дальнем конце галереи метнулись две фигуры — мальчика и девочки. Их вспугнула полоска света. Мальчик скатился по лестнице вниз, а девочка исчезла в приоткрытых дверях.

Эли не услышал шагов служанки, которая принесла свечи. Она поставила медный подсвечник на стол и направилась к выходу во внутренний дворик. Гость преградил ей дорогу. Это была та, которую он принял за внучку раввина дона Бальтазара, Изабеллу.

Каталина стояла, спрятав руки за спину, и, нахмурившись, смотрела на него.

— Останься на минутку, — произнес Эли вслух, а сам подумал: «Волосы твои, словно стада коз, что спускаются с Гилеад».

Девушка молчала.

— Ну, скажи хоть слово, — сказал Эли. — Я хочу слышать твой голос.

— Не изволит ли ваша милость отвести коня на хозяйственный двор?

— Охотно, покажи мне дорогу.

— Я сама отведу, — Каталина обошла Эли и вышла из комнаты.

Лайл стала дергать уздечку, когда девушка пыталась отвязать ее.

Эли рассмеялся и схватил Каталину за руку.

— Будь добра, проводи меня.

Она пристально посмотрела на него и пошла впереди.

— Как бы я хотел, чтобы эта дорога длилась целую вечность. Я бы мог смотреть на тебя. Ты ступаешь, словно под ногами не камни, а ковры Востока. Как изящно склоняешь ты голову на плечо.

Каталина молчала.

— «Стан твой, словно хрустальный жезл». Знаешь это стихотворение?

— Нет, не знаю, — ответила она.

— Это из любовной лирики Иегуды Галеви[17]. Запомни этот стих, слышишь?

Каталина не отвечала.

— Разве я не достоин слова твоего?

Она вопросительно посмотрела на него.

— Я не вижу благосклонности в твоих глазах.

— Мы пришли.

Каталина взяла из рук Эли поводья и привязала лошадь к кормушке. Когда она подняла руки, месяц просветил ее полотняную блузку с короткими рукавами. Он почувствовал теплый запах тела и схватил ее за руку.

Но девушка вовсе не была слабой. Она вырвалась и стала отходить медленно, слегка покачиваясь.

Эли остановил ее, преградив дорогу.

— Ты мне нравишься.

— Ваша милость ошибается. Я не внучка раввина дона Бальтазара. Я здесь прислуга.