Пришелец из Нарбонны - [2]

Шрифт
Интервал

Рыжая кошка перебежала дорогу. Пастух в оборванной шляпе и коротких, доходящих до колен шароварах звонко стегал воздух прутиком тамариска. Стадо овец заполнило тесную улицу.

Завидев всадника, пастух остановился.

— Благослови, Господи, вашу милость, — сказал он.

— Благослови, Господи, и тебя добрый пастырь, — ответил Эли. — Где же твое пастбище?

— Далеко отсюда, за городом, где растет колючий кустарник.

— Пусть Бог пошлет тебе сочную траву.

— Спасибо, ваша милость.

— Где здесь живет раввин дон Бальтазар? — спросил Эли.

— Не знаю, я не здешний. Спросите евреев.

Эли пришпорил Лайл. Улица круто пошла вниз. Странно, пастух был крестьянином, а поздоровался с ним, как еврей.

Он миновал двухэтажные богатые дома с каменными фасадами. В конце улицы за верстаком сидел человек. Он растягивал шкурку на деревянной доске, вбивая в нее маленькие гвоздики. Доски с уже натянутыми шкурками стояли прислоненные к стене. Это сушилась козловая кожа с тиснеными виноградными листьями, чашечками лилий, каких не встретишь ни в одном земном саду. Они отливали золотом и кармазином, изумрудной зеленью и яркой белизной…

Ремесленник в алой толедской шапочке прервал работу и, встав с табурета, поклонился.

— Каждый гость нам любезен, мир ему, — сказал он.

Эли ничего не ответил.

Над приоткрытой дверью за толстой решеткой виднелось маленькое оконце с грязным пергаментом вместо стекла. Внутри дома по стенам были развешаны огромные козловые кожи, мерцавшие в лиловых сумерках уходящего дня.

— Ваша милость, соблаговолите войти, — ремесленник отступил назад, освобождая пришельцу дорогу. — Коня я привяжу к столбу. Взгляните на мой товар. Покупать не обязательно. Но даю вам слово купца, известного всем, такого товара вам не найти во всем Кастильском королевстве.

— Мир тебе, брат мой, — сказал Эли по-еврейски. — Мир с тобой.

— Брат мой, — ремесленник широко открыл объятия. — Я подумал: пришелец издалека, видимо, с севера. У нас даже христиане не носят таких широкополых шляп и такой обуви. О евреях и говорить не приходится.

— Я из Нарбонны[3]. Это далеко, за пределами вашего государства.

— Видно по толстому слою пыли. Не угадаешь, что за масть у лошади. Если бы не черный хвост, которым она часто обмахивается… Принести вашей милости таз с водой?

— Нет, спасибо. Я тороплюсь.

— Простите за любопытство, вы новокрещеный? Или из баррио?

— Нет, я не выкрест.

— Еще раз простите. После страшной резни их стало еще больше…

— И к нам в Нарбонну дошли эти вести. Но мы знаем — евреи остались верны религии своих отцов.

— Не все. Некоторые действительно уверовали во Христа — Бог им судья. Есть и такие, кто принял крещение, дабы спасти жизнь себе и детям, не жить в баррио, не носить красного пятна и сохранять высокое положение. Бог им судья. Но есть и такие, кто не разорвал связи с религией Моисея. Они только выдают себя за христиан, а глубоко в сердце — евреи. Молятся нашему Богу, празднуют наши праздники. Этим грозит самая тяжкая кара — сожжение на костре.

— Вы сказали о красном пятне. Я был во многих городах полуострова, но нигде не видел еврея с этим постыдным знаком на груди.

— Никто его не носит. Вот уже два века, а может, и больше, римские папы пытаются заклеймить нас. Но они не знают местных евреев. Я слышал, в Германии наш брат носит желтые латки. Те послушнее нас.

— Что правда, то правда. Однако из-за этого многие бежали в другие края. В том числе и к нам, в Нарбонну.

— Верно, верно. Я и сам испытал горечь изгнания. Брат мой, может, вы войдете в дом, отряхнете дорожную пыль с ног, умоетесь. Близится ночь, а подворья в баррио нет. Пришельцы вынуждены жить в лечебнице, дабы мы не могли вкусить радости гостеприимства. А у постоялых дворов в городе недобрая слава. Вы, ваша милость, верно, повидали на своем пути ночлеги, кишащие паразитами. Переступите порог моего дома, хоть он не богат, но и бедным его не назовешь. Окажите честь.

— Спасибо. Я тороплюсь. Где здесь живет раввин дон Бальтазар?

— Раввин дон Бальтазар Диас де Тудела живет на окраине баррио. Ваша милость приехали на конфирмацию[4] его сына Хаиме?

— Верно. Как туда попасть?

— Найти дом раввина дона Бальтазара очень просто. Он рядом с синагогой. Поезжайте прямо до площади Давида Кимхи[5]. Там увидите синагогу, а рядом — дом раввина.

— А это далеко?

— Тут все близко, только улочки петляют. Этой стеной они нас словно в кулаке держат. Вот уж несчастье. Правда, не самое страшное. Бывают похуже. Они у нас впереди.

— Что же может быть хуже?

— Изгнание. Я родом из Кордовы. Оттуда мое ремесло. Нас выгнали из Андалузии, потому что мы помогали новокрещеным. Почти целый век, со времен резни в Севилье, они пребывали в иудаизме. Мы сблизились с ними. Приносили им на Пасху пресные лепешки, окружали братской заботой, учили молитвам и благословению. Этого наши преследователи не могли открыть.

— Истинная правда.

— Многие после изгнания из Кордовы и иных городов Андалузии ушли за границу. Мой старший сын тоже. Не хотел здесь оставаться. Проклятой назвал эту землю.

— И где он теперь?

— Не знаю. Даже не знаю, жив ли. Исчез, как Иосиф, проданный братьями[6].

— И как Иосиф, с Божьей помощью найдется.


Еще от автора Юлиан Стрыйковский
Аустерия

Действие романа «Аустерия» польского прозаика Юлиана Стрыйковского происходит в самом начале Первой мировой войны в заштатном галицийском городишке. В еврейском трактире, аустерии, оказываются самые разные персонажи, ищущие спасения от наступающих российских войск: местные уроженцы-евреи, хасиды, польский ксендз, австро-венгерский офицер. Никто еще не знает, чем чревата будущая война, но трагедия уже началась: погибает девушка, в городе бушует пожар и казацкий погром.По этому роману знаменитый польский режиссер Ежи Кавалерович в 1982 г.


Рекомендуем почитать
Ненастье

Владимир Александрович Шнайдер — писатель, член Союза писателей России, член Союза журналистов, краевед. В повести «Ненастье» автор показывает судьбу рядового жителя небольшого сибирского городка в период гражданской войны. Повесть основана на реальных событиях.


Под властью пугала

Произведение «Под властью пугала» можно отнести к жанру исторического романа, хотя в нем автор в определенной степени отдает дань и политической сатире. Писатель обращается к событиям почти полувековой давности, к периоду 1928–1939 годов, когда албанский народ страдал под гнетом феодально-буржуазного режима короля Ахмета Зогу. Албания того времени, имевшая миллионное население и расположенная па территории, приблизительно равной площади Крымского полуострова, была отсталой аграрной страной. Промышленность в современном понимании слова находилась на зачаточной стадии развития.


Наталья Кирилловна. Царица-мачеха

Полковник конных войск Кирилл Нарышкин летом 1669 года привёз дочь Наталью в Москву к своему другу Артамону Матвееву. В его доме девушка осталась жить. Здесь и произошла поистине судьбоносная для Российского государства встреча восемнадцатилетней Натальи с царём-вдовцом Алексеем Михайловичем: вскоре состоялась их свадьба, а через год на свет появился младенец — будущий император Пётр Великий... Новый роман современной писательницы Т. Наполовой рассказывает о жизни и судьбе второй супруги царя Алексея Михайловича, матери Петра Великого, Натальи Кирилловны Нарышкиной (1651—1694).


Стачка

Рассказ о первой организованной массовой рабочей стачке в 1885 году а городе Орехово-Зуеве под руководством рабочих Петра Моисеенко и Василия Волкова. Для младшего школьного возраста.


Серебряная чаша

Действие романа относится к I веку н. э. — времени становления христианства; события, полные драматизма, описываемые в нем, связаны с чашей, из которой пил Иисус во время тайной вечери, а среди участников событий — и святые апостолы. Главный герой — молодой скульптор из Антиохии Василий. Врач Лука, известный нам как апостол Лука, приводит его в дом Иосифа Аримафейского, где хранится чаша, из которой пил сам Христос во время последней вечери с апостолами. Василию заказывают оправу для святой чаши — так начинается одиссея скульптора и чаши, которых преследуют фанатики-иудеи и римляне.


Крымская война

Данная книга посвящена истории Крымской войны, которая в широких читательских кругах запомнилась знаменитой «Севастопольской страдой». Это не совсем точно. Как теперь установлено, то была, по сути, война России со всем тогдашним цивилизованным миром. Россию хотели отбросить в Азию, но это не удалось. В книге представлены документы и мемуары, в том числе иностранные, роман писателя С. Сергеева-Ценского, а также повесть писателя С. Семанова о канцлере М. Горчакове, 200-летие которого широко отмечалось в России в 1998 году. В сборнике: Сергеев-Ценский Серг.