Принцессы на обочине: Дворец на двоих - [39]

— Ага. — Наташа с наслаждением отщипывала виноградину за виноградиной, заглатывая их вместе с косточками.

— Ну так вот. Сосредоточься на своей дырочке для клизмы.

— Зачем?

— По Станиславскому. Будем отрабатывать походку. Сосредоточилась?

— Вроде бы.

— Теперь представь, что в дырочку вставлен карандаш. Грифелем, естественно, наружу. Представила?

— Да. — Наташе стало смешно.

— Теперь иди, и чтоб кончик карандаша рисовал в воздухе восьмерку, лежащую на боку.

— То есть знак бесконечности?

— Совершенно справедливо. Давай, вперед.

Наташа сделала несколько шагов, извиваясь и едва не давясь от смеха.

— Плечи пусть не дрыгаются. Они должны плыть ровно, по одной прямой, а двигается только карандашик и дырочка. Научишься — все мужчинки твои. И тот, который до гроба любимый, — тоже.

Наташа, закусив от усердия губу, прошлась, стараясь тщательно выполнить указания.

И тут же молодой парнишка, торговавший с рук книгами, бросил ей вслед реплику:

— Девушка, вашей маме случайно зять не нужен?

Она обернулась на ходу, не прерывая упражнения:

— Моя мама очень разборчива!

Наставница и ученица переглянулись — и одновременно расхохотались во все горло.

И, будто они послали окружающим какой-то неуловимый импульс, люди вокруг них тоже начали смеяться.

Смеялись торговцы.

Смеялись покупатели.

Смеялись ротозеи.

Хохотала вся Тишинка — студенческий рай.

А виновницы всего этого веселья победоносно вышагивали средь толпы, выписывая воображаемыми карандашами перевернутую восьмерку — знак бесконечности.

ФЕЯ

Андрей, видно, дома так и не появлялся: обед, приготовленный Наташей, остался нетронутым.

Некому было продемонстрировать новое платье и новую походку.

Однако на душе у Наташи не было так тяжело, как утром. Внутри у нее что-то разрядилось. Как будто там, после долгого томления, наконец сверкнула молния, пророкотал гром, пролился благодатный ливень, и теперь было свежо, чисто и солнечно.

Девушку переполняла какая-то новая энергия. Хотелось двигаться: бегать или танцевать.

Но лучше соединить приятное с полезным: вместо танцев Наташа пошла мыть лестницы.

Глупо, конечно, но отправилась она прямо в новом платье-чулке: очень уж не хотелось расставаться с обновкой. Она уж постарается работать поаккуратней.

Ведро и швабра — вот поистине реквизит для роли Золушки. И Наташа начала свой танец на лестничных клетках.

Раз-два-три, раз-два-три — в ритме вальса.

Раз-два-три, раз-два-три — где там мой прекрасный принц?

Раз-два-три, раз-два-три — сейчас выкатится тыква и превратится в карету.

А новое платье у нее уже есть — не хватает только хрустальных башмачков.

Наташа кружилась с тряпкой возле равнодушно молчащих дверей квартир. Они были разные, как люди.

Одни — простенькие, фанерные. Другие — бронированные. Эти стояли на военной службе: они бдительно охраняли неприкосновенность границ территории, принадлежащей хозяевам.

Третьи — неженки-мерзлячки, утепленные стеганой обивкой.

Четвертые — недоверчивые и подозрительные, с глазком.

Были и страдальцы с отщепленными краями, обвалившейся у косяков штукатуркой, снизу обляпанные грязью: видно, жильцы, имея обыкновение забывать ключи, частенько открывали двери ударами ноги. К таким Наташа была особенно внимательна, она заботливо протирала их тряпочкой, точно обрабатывала рану.

Из-за одной двери на нее басом залаял пес.

— Свои, свои, — сказала Наташа, и страж, поворчав для порядка еще чуточку, затих.

Как это чудесно, когда грязное становится чистым, а серое обретает цвет!

Раз-два-три! Раз-два-три!

Наташа, работая, напевала и кружилась.

Она так увлеклась, что не заметила, как дверь одной из квартир открылась и оттуда вышли люди.

И-раз! — Наташа крутанулась в пируэте — и попала ручкой швабры первому из них по подбородку.

Мужчина отшатнулся, вскрикнув, зацепился ногой за тряпку, свисавшую из ведра, ведро с грохотом опрокинулось и покатилось вниз по лестнице.

Мутная жижа выплеснулась пострадавшему на ноги, он как-то неловко подпрыгнул и, не удержав равновесия, растянулся на мокром кафеле.

И тут же — не успела Наташа осознать, что случилось, — на лестничной площадке молнией метнулись две высокие мужские фигуры в черном. Одна — к упавшему, чтобы помочь ему подняться, другая — к Наташе. Ее схватили за предплечья и заломили ей руки за спиной.

Наташа часто моргала: вот тебе и королевский бал для Золушки! Плохо она справляется со своими обязанностями, нанося ущерб, как выразился бы Иван Лукич Козлец, опорно-двигательному аппарату граждан.

Упавший с трудом поднимался на ноги.

Это был грузный мужчина в сине-черном кителе, отделанном золотыми галунами.

Лица не разобрать: морская фуражка съехала на глаза. Только золотые зубы сверкают.

Наташа с удивлением заметила, что у него на шее, поверх отложного воротничка, висит на ленте блестящее украшение, вроде бы женское, в форме пятиконечной звезды. Украшение было отделано блестящими камешками наподобие той брошки из чешского стекла, которое Наташа подобрала на помойке.

Сопровождающий — атлетически сложенный человек в форме лейтенанта Военно-морского флота — вытянулся в струнку перед пострадавшим:

— Разрешите вас отряхнуть, товарищ адмирал?