Приключения русского дебютанта - [139]

Шрифт
Интервал

— Морги, — позвал он. И вспомнил, почему он здесь. — Я жив.

— Ты еще долго проживешь. — Изловчившись, она поцеловала его в нос, не задев бинты. — Мы оба будем жить долго. И счастливо.

И счастливо. Закрыв глаза, Владимир размышлял над ее словами. В общем неважно, права она или нет. Он глубоко вдохнул, насколько позволяли легкие, тершиеся о рассеченные поверхности и поврежденные органы. От Морган исходил солоноватый запах жизни. Шляпка свалилась с головы, когда она наклонилась к нему, упавшая прядь волос щекотала Владимира по лицу, а несколько волосинок застряло в его оголодавшем носу.

— Я жив, — повторил Владимир, крепко сжимая уцелевший кулак.


Уже двадцать минут Костя вытаскивал из сумки абрикосы и бананы вместе с пучками смертельно раненных фиалок и гардений, купленных на базаре. Этот урожай он складывал на подоконник сдвоенного окна, выходившего на тихую боковую улочку в Новом городе. Каждый раз, когда Костя наклонялся к подоконнику, казалось, будто он предлагает жертвоприношение какому-нибудь позолоченному Будде.

Костя уже успел извиниться, поклясться в своей невиновности и тыщу раз перекреститься. Он прочел Владимиру письмо от Сурка, написанное на полуграмотном русском. Смысл послания сводился к следующему: «Мы, мужчины, если мы хотим называться мужчинами, не должны оставлять обиду безнаказанной».

Суть нанесенной обиды уточнялась: «Мой бедный, больной отец… Как ты мог предать его? И это после всего, что ему пришлось пережить: женитьбу и эмиграцию, советский флот и американские проекты, сталинские годы и экономический спад в начале девяностых. И сын у него, то есть я, тоже не подарок, как ты понимаешь».

Далее предлагалось урегулирование проблемы: «Мы друг друга неслабо подставили, Владимир. Но теперь все прояснилось, и покончим с этим. Теперь надо работать. Больше не должно быть ни мордобоя, ни оскорблений. Ты вылечишься, и мы пойдем в ресторан, где ты так здорово пел, я тебя накормлю и напою за свой счет».

И постскриптум в конце: «А ведь я мог приказать тебя убить».

Костя вынул последний фрукт из спортивной сумки. Вытер яблоко носовым платком и осторожно положил на живот Владимира:

— Съешь сейчас же. Этот сорт яблок быстро коричневеет изнутри.

Вероятно, он усмотрел в яблоках аналогию с собой, потому что, сложив руки на мощном животе, словно прикрываясь от возможного нападения, заявил:

— Господи, что за скоты! Они будут страдать в десять раз тяжелее, когда придет час расплаты. И страдать вечно. Хотя, если говорить начистоту, ты тоже согрешил перед ними, Владимир. Ты предал доверие старого человека. Инвалида! А что касается Сурка… он щедро платит, разве нет? Несмотря на все его заморочки, он, в сущности, добрый малый. И обычно обращается с нами, как с братьями.

Владимир чуть пошевелился, маневр удался на славу: яблоко скатилось с кровати, и Костя полез на четвереньках его доставать. Владимиру хотелось быть рядом с друзьями, а не с человеком, восемь месяцев укреплявшим его тело, чтобы позволить разрушить его за несколько минут.

— Передай Сурку, чтобы больше зря не утруждался, — сказал Владимир. — Отныне я не имею ничего общего с организацией. И уезжаю отсюда. Тебе тоже лучше уйти из бизнеса, пока тебя не прибили гвоздями к кресту, как твоего приятеля тогда.

— Пожалуйста, не говори так. — Костя с удвоенной энергией принялся вытирать яблоко.

Он выглядел очень по-западному в цветной клетчатой рубашке «Брукс Бразерс» и рыжевато-коричневых брюках из легкого твида, но его испуганные глаза напомнили Владимиру старого беззубого крестьянина, которого он видел на картинке в русской книжке.

— Сейчас время удвоить веру, а не отвергать ее, — продолжал Костя. — И на твоем месте я бы не думал об отъезде. Сурок этого точно не допустит. У дверей в палату стоит охрана, и оба входа в больницу тоже охраняются. Я сам видел. Они не выпустят тебя, Владимир. Съешь абрикос, прошу тебя…

— Я позвоню в американское посольство! — заволновался Владимир. — Я все еще американский гражданин. И знаю свои права.

Костя искоса взглянул на него.

— Это только создаст новые проблемы, ты так не думаешь? — произнес он с некоторым нажимом и без прежнего благочестивого смирения, отчего Владимир впервые задумался, на чьей стороне этот доброжелатель. — К тому же в палате нет телефона. Слушай, позволь я раздвину шторы. Сегодня на удивление отличная погода. Жаль, что ты не можешь прогуляться.

— Пожалуйста, уходи, — попросил Владимир. Ты и твоя долбаная религия, и эти фрукты… И что мне с ними со всеми делать?

— Владимир! — Костя прижал яблоко к груди. — Больше ни слова! Не испытывай терпение Господне! Перекрестись!

— Евреи не крестятся, — ответил Владимир. — И они были первыми, кто поставил Его на небеса, припоминаешь? — Одной рукой он натянул вонючие простыни на голову, болезненное движение остро отозвалось в прочих поврежденных местах — Убирайся! — крикнул он из своей полотняной крепости.


Дни сменялись ночами, и ситуация тоже менялась на противоположную.

Молодая медсестра-словачка с черными цыганскими глазами и волосами приходила каждые несколько часов делать болеутоляющие уколы; в благодарность за услугу Владимир отдал ей Костины фрукты. Медсестра была плотной, как сарделька. Со вздохом она переворачивала Владимира на бок, памятуя о его переломах, затем всаживала иглу в задницу, — боль, которой Владимир радовался, поскольку за ней следовала сладкая истома.


Еще от автора Гари Штейнгарт
Абсурдистан

Книга американского писателя Гари Штейнгарта «Абсурдистан» — роман-сатира об иммигрантах и постсоветских реалиях. Главный герой, Михаил Вайнберг, американец русского происхождения, приезжает к отцу в Россию, а в результате оказывается в одной из бывших советских республик, всеми силами пытаясь вернуться обратно в Америку.


Супергрустная история настоящей любви

Новый роман Гари Штейнгарта, автора нашумевших «Приключений русского дебютанта» и «Абсурдистана». Ленни Абрамов, герой «Супергрустной истории настоящей любви», родился не в том месте и не в то время. Его трогательная привычка вести дневник, которому он доверяет самые сокровенные мысли, и не менее трогательная влюбленность в кореянку Юнис Пак были бы уместны несколько веков назад. Впрочем, таким людям, как Ленни, нелегко в любые времена.В «Супергрустной истории» читатель найдет сатиру и романтику, глубокий психологизм и апокалиптические мотивы.


Рекомендуем почитать
Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


С кем бы побегать

По улицам Иерусалима бежит большая собака, а за нею несется шестнадцатилетний Асаф, застенчивый и неловкий подросток, летние каникулы которого до этого дня были испорчены тоскливой работой в мэрии. Но после того как ему поручили отыскать хозяина потерявшейся собаки, жизнь его кардинально изменилась — в нее ворвалось настоящее приключение.В поисках своего хозяина Динка приведет его в греческий монастырь, где обитает лишь одна-единственная монахиня, не выходившая на улицу уже пятьдесят лет; в заброшенную арабскую деревню, ставшую последним прибежищем несчастных русских беспризорников; к удивительному озеру в пустыне…По тем же иерусалимским улицам бродит странная девушка, с обритым наголо черепом и неземной красоты голосом.


Мы с королевой

Если обыкновенного человека переселить в трущобный район, лишив пусть скромного, но достатка, то человек, конечно расстроится. Но не так сильно, как королевское семейство, которое однажды оказалось в жалком домишке с тараканами в щелях, плесенью на стенах и сажей на потолке. Именно туда занесла английских правителей фантазия Сью Таунсенд. И вот английская королева стоит в очереди за костями, принц Чарльз томится в каталажке, принцесса Анна принимает ухаживания шофера, принцесса Диана увлеченно подражает трущобным модницам, а королева-мать заводит нежную дружбу с нищей старухой.Проблемы наваливаются на королевское семейство со всех сторон: как справиться со шнурками на башмаках; как варить суп; что делать с мерзкими насекомыми; чем кормить озверевшего от голода пса и как включить газ, чтобы разжечь убогий камин...Наверное, ни один писатель, кроме Сью Таунсенд, не смог бы разрушить британскую монархию с таким остроумием и описать злоключения королевской семьи так насмешливо и сочувственно.


Гиппопотам

Тед Уоллис по прозвищу Гиппопотам – стареющий развратник, законченный циник и выпивоха, готовый продать душу за бутылку дорогого виски. Некогда он был поэтом и подавал большие надежды, ныне же безжалостно вышвырнут из газеты за очередную оскорбительную выходку. Но именно Теда, скандалиста и горького пьяницу, крестница Джейн, умирающая от рака, просит провести негласное расследование в аристократической усадьбе, принадлежащей его школьному приятелю. Тед соглашается – заинтригованный как щедрой оплатой, так и запасами виски, которыми славен старый дом.


Тайный дневник Адриана Моула

Жизнь непроста, когда тебе 13 лет, – особенно если на подбородке вскочил вулканический прыщ, ты не можешь решить, с кем из безалаберных родителей жить дальше, за углом школы тебя подстерегает злобный хулиган, ты не знаешь, кем стать – сельским ветеринаромили великим писателем, прекрасная одноклассница Пандора не посмотрела сегодня в твою сторону, а вечером нужно идти стричь ногти старому сварливому инвалиду...Адриан Моул, придуманный английской писательницей Сью Таунсенд, приобрел в литературном мире славу не меньшую, чем у Робинзона Крузо, а его имя стало нарицательным.