Приключения русского дебютанта - [141]
— Нет, — возразил Владимир. — Надо сейчас. Скажи, Франтишек… Сколько у меня денег?
Столованец уныло покачал головой:
— Идиот Костя заморозил твой счет в Дойче-банке. Превентивная мера, как мне сказали.
— Я так и думал, — кивнул Владимир. — Что же мне осталось? Ничего.
Друзья явно не ожидали услышать такие слова от Владимира Гиршкина. Они немедленно придвинулись к нему и обняли со всей мягкостью, на какую способны бездетные мужчины.
— Погоди! — воскликнул Коэн. — Что значит «ничего»? Всегда можно что-то сделать! Мы подадим в суд. Мы взбудоражим СМИ. Мы…
— Твоя подружка, — зашептал Франтишек в незабинтованное ухо Владимира. — Она говорит, что собирается взорвать Ногу в эту пятницу ровно в три. Взрыв послужит нам отвлекающим маневром. — Франтишек позволил себе слегка сжать переломанного бывшего короля Правы. — Будь готов бежать.
Владимиру приснился любопытный сон. Во сне он обедал с нормальной американской семьей, занимавшей огромный обеденный стол, над которым висели три довольно объемистые люстры, — вот какой большой была эта нормальная семья.
Во сне они ели рыбу св. Петра, выбранную за ее низкую калорийность, а не по каким-либо религиозным соображениям. Владимир получил это разъяснение от человека по имени Грампс, который, что тоже было совершенно нормально, сидел во главе стола. Грампс прожил долгую жизнь и мог поговорить на разные темы, но особенно — о великих, больших войнах. Кроме того, у него единственного за столом было лицо, хотя оно и не принадлежало к типу лиц, способных запечатлеться в памяти народа, как, например, физиономии Хрущева или квакера Оутсмена[63].
Это было лицо старого человека с кустистыми бровями, двойным подбородком, красное от вина; лицо, явно повидавшее больше хорошего, чем плохого за долгие годы, даже несмотря на то, что его обладатель участвовал в великих, больших войнах — и даже в самой великой войне. Владимир никогда не предполагал, что ему так понравятся рассказы про долг, мужество и пули, пойманные зубами. И он был очень вежлив с Грампсом: когда старик пролил подливку на рукав Владимировой белой рубахи с манжетами, молодой человек ответил подходящей шуткой, ни в коей мере не обидной ни для кого из присутствовавших, — и Грампс, испытывавший неловкость, успокоился. Сон закончился сразу после того, как Грампс успокоился.
Проснулся Владимир с приятным ощущением от собственной приятности за обедом и урчанием в животе, переваривавшем легкую гойскую рыбу. Солнце наполнило комнату, игривый ветерок стучал в окно. Медсестра вкатила в палату тележку с завтраком. Она была очень оживлена, непрерывно указывала на окно, не жалея, по-видимому, добрых слов для солнечного дня.
— Петак! — воскликнула она. Пятница!
Владимир кивнул и произнес в ответ «добри ден» не только в качестве приветствия, но и соглашаясь: мол, да, хороший выдался денек.
Медсестра поставила на тумбочку завтрак: одно-единственное вареное яйцо, кусок ржаного хлеба и черный кофе. Затем без всяких церемоний и не переставая нахваливать жестами прекрасную погоду, достала с нижнего яруса тележки дипломат и положила его рядом со здоровой рукой Владимира.
— Добри ден! — улыбнулась она опять улыбкой смуглого индоевропейского ангела и выкатила больничную тележку прочь из жизни Владимира.
Сначала Владимир полюбовался самим дипломатом, красивой штуковиной из прочной серо-коричневой кожи и украшенной монограммой — инициалами Владимира. Дипломат напомнил ему о матери: не изменить ли первую букву в монограмме, чтобы получились ее инициалы?
Внутри лежал набор для взрослых развлечений на свежем воздухе. Первым делом Владимир заметил револьвер. Прежде он не видал оружия так близко, если только оно не висело на полицейском или на ком-нибудь из гусевских людей, и мысль о том, что револьвер теперь принадлежит ему, больше позабавила, чем напугала. Хладная статуя «Владимир Гиршкин в портупее». К оружию прилагалась инструкция с рисунками и пояснениями, торопливо нацарапанными карандашом: «Пушка уже заряжена шестью пулями. Сними с предохранителя. Прицелься. Держи револьвер твердо. Нажми на спусковой крючок (но только после того, как хорошенько прицелишься)». Ну здрасьте, подумал Владимир. Акцент не акцент, но я все же дитя Америки. Мне инстинкт должен подсказать, как убрать кого-то с дороги.
Рядом с хорошеньким револьвером лежали стодолларовые банкноты по сотне в пачке, всего десять пачек; его американский паспорт; билет на самолет, вылетавший в пять вечера прямиком в Нью-Йорк, и короткая записка: «Медсестра постучит дважды, в это время охрану у палаты отвлекут. Нога взорвется двумя минутами позже. Беги до первого попавшегося такси (ближайшая магистраль — Народный проспект, двумя кварталами ниже). Друг будет ждать тебя в аэропорту. Не трать время на объяснения с работниками больницы, о них позаботятся».
Владимир захлопнул крышку дипломата и спустил ногу с кровати, целясь в мокасину с кисточкой, приобретенную в «Харродсе».
А потом постучали в дверь — два раза.
…Владимир как сумасшедший ринулся вон из палаты, обхватив себя здоровой рукой; ему чудилось, будто тело вот-вот свернется пополам, как армейская койка. Он несся галопом по убогим зеленым коридорам, казавшимся продолжением его палаты, мимо бесчисленных пожилых медсестер с тележками для еды, не обращавших на него ни малейшего внимания, бежал, то и дело сворачивая за угол, ведомый магической красной пиктограммой — стрелкой с восклицательным знаком, наверняка означавшей ВЫХОД!
Книга американского писателя Гари Штейнгарта «Абсурдистан» — роман-сатира об иммигрантах и постсоветских реалиях. Главный герой, Михаил Вайнберг, американец русского происхождения, приезжает к отцу в Россию, а в результате оказывается в одной из бывших советских республик, всеми силами пытаясь вернуться обратно в Америку.
Новый роман Гари Штейнгарта, автора нашумевших «Приключений русского дебютанта» и «Абсурдистана». Ленни Абрамов, герой «Супергрустной истории настоящей любви», родился не в том месте и не в то время. Его трогательная привычка вести дневник, которому он доверяет самые сокровенные мысли, и не менее трогательная влюбленность в кореянку Юнис Пак были бы уместны несколько веков назад. Впрочем, таким людям, как Ленни, нелегко в любые времена.В «Супергрустной истории» читатель найдет сатиру и романтику, глубокий психологизм и апокалиптические мотивы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Обложка не обманывает: женщина живая, бычий череп — настоящий, пробит копьем сколько-то тысяч лет назад в окрестностях Средиземного моря. И все, на что намекает этателесная метафора, в романе Андрея Лещинского действительно есть: жестокие состязания людей и богов, сцены неистового разврата, яркая материальность прошлого, мгновенность настоящего, соблазны и печаль. Найдется и многое другое: компьютерные игры, бандитские разборки, политические интриги, а еще адюльтеры, запои, психозы, стрельба, философия, мифология — и сумасшедший дом, и царский дворец на Крите, и кафе «Сайгон» на Невском, и шумерские тексты, и точная дата гибели нашей Вселенной — в обозримом будущем, кстати сказать.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Главный герой — начинающий писатель, угодив в аспирантуру, окунается в сатирически-абсурдную атмосферу современной университетской лаборатории. Роман поднимает актуальную тему имитации науки, обнажает неприглядную правду о жизни молодых ученых и крушении их высоких стремлений. Они вынуждены либо приспосабливаться, либо бороться с тоталитарной системой, меняющей на ходу правила игры. Их мятеж заведомо обречен. Однако эта битва — лишь тень вечного Армагеддона, в котором добро не может не победить.
Оксана – серая мышка. На работе все на ней ездят, а личной жизни просто нет. Последней каплей становится жестокий розыгрыш коллег. И Ксюша решает: все, хватит. Пора менять себя и свою жизнь… («Яичница на утюге») Мама с детства внушала Насте, что мужчина в жизни женщины – только временная обуза, а счастливых браков не бывает. Но верить в это девушка не хотела. Она мечтала о семье, любящем муже, о детях. На одном из тренингов Настя создает коллаж, визуализацию «Солнечного свидания». И он начинает работать… («Коллаж желаний») Также в сборник вошли другие рассказы автора.
По улицам Иерусалима бежит большая собака, а за нею несется шестнадцатилетний Асаф, застенчивый и неловкий подросток, летние каникулы которого до этого дня были испорчены тоскливой работой в мэрии. Но после того как ему поручили отыскать хозяина потерявшейся собаки, жизнь его кардинально изменилась — в нее ворвалось настоящее приключение.В поисках своего хозяина Динка приведет его в греческий монастырь, где обитает лишь одна-единственная монахиня, не выходившая на улицу уже пятьдесят лет; в заброшенную арабскую деревню, ставшую последним прибежищем несчастных русских беспризорников; к удивительному озеру в пустыне…По тем же иерусалимским улицам бродит странная девушка, с обритым наголо черепом и неземной красоты голосом.
Если обыкновенного человека переселить в трущобный район, лишив пусть скромного, но достатка, то человек, конечно расстроится. Но не так сильно, как королевское семейство, которое однажды оказалось в жалком домишке с тараканами в щелях, плесенью на стенах и сажей на потолке. Именно туда занесла английских правителей фантазия Сью Таунсенд. И вот английская королева стоит в очереди за костями, принц Чарльз томится в каталажке, принцесса Анна принимает ухаживания шофера, принцесса Диана увлеченно подражает трущобным модницам, а королева-мать заводит нежную дружбу с нищей старухой.Проблемы наваливаются на королевское семейство со всех сторон: как справиться со шнурками на башмаках; как варить суп; что делать с мерзкими насекомыми; чем кормить озверевшего от голода пса и как включить газ, чтобы разжечь убогий камин...Наверное, ни один писатель, кроме Сью Таунсенд, не смог бы разрушить британскую монархию с таким остроумием и описать злоключения королевской семьи так насмешливо и сочувственно.
Тед Уоллис по прозвищу Гиппопотам – стареющий развратник, законченный циник и выпивоха, готовый продать душу за бутылку дорогого виски. Некогда он был поэтом и подавал большие надежды, ныне же безжалостно вышвырнут из газеты за очередную оскорбительную выходку. Но именно Теда, скандалиста и горького пьяницу, крестница Джейн, умирающая от рака, просит провести негласное расследование в аристократической усадьбе, принадлежащей его школьному приятелю. Тед соглашается – заинтригованный как щедрой оплатой, так и запасами виски, которыми славен старый дом.
Жизнь непроста, когда тебе 13 лет, – особенно если на подбородке вскочил вулканический прыщ, ты не можешь решить, с кем из безалаберных родителей жить дальше, за углом школы тебя подстерегает злобный хулиган, ты не знаешь, кем стать – сельским ветеринаромили великим писателем, прекрасная одноклассница Пандора не посмотрела сегодня в твою сторону, а вечером нужно идти стричь ногти старому сварливому инвалиду...Адриан Моул, придуманный английской писательницей Сью Таунсенд, приобрел в литературном мире славу не меньшую, чем у Робинзона Крузо, а его имя стало нарицательным.