Приказ - [82]

Эрике, по-видимому, надоело пустословие отца, и, чтобы прекратить это, она тихо сказала:

— До сих пор я видела и убеждалась в том, что все самые серьезные житейские испытания способен перенести без душевных травм лишь человек, сохранивший веру в свои идеалы, или тот, кто способен предаваться иллюзиям.

Альби подошел к окну и посмотрел во двор. Падал такой густой снег, что сквозь снежную пелену порой нельзя было разглядеть даже размытые очертания стволов деревьев.

Эрика подошла к нему и, тесно прижавшись, спросила:

— О чем ты сейчас думаешь?

— Так, ни о чем, неудобно даже рассказывать, — ответил он, пожав плечами.

Вскоре Фрида подала обед. В поварском искусстве она превзошла себя. Стол был уставлен множеством вкусных блюд, и это отнюдь не свидетельствовало о том, что за пределами виллы в мире так много печали, физических страданий, голода и болезней. Здесь, в теплом, хорошо натопленном доме, царили спокойствие и мир, которым вот-вот мог прийти конец, и об этом хорошо знали все присутствующие, в особенности Эрика.

*

Когда под вечер Альби и Эрика вернулись домой, там уже был Истоцки. Он расспрашивал Сударыню о том, где ему разыскать Альбина, к которому его послал Феньеш. Переговоры с Макензеном в Трансильвании стали настолько актуальными, что нужно было кого-то немедленно послать в Коложвар на переговоры. Такой поворот дела объяснялся тем, что майор Пожгаи вернулся из Парижа с нехорошими новостями, а в военном министерстве по-прежнему вынашивали мысль о вооруженном сопротивлении.

Альби без промедления сказал свое твердое «нет», о чем Истоцки немедленно известил по телефону Феньеша. Правительственный советник был сражен отказом. Он признался, что сел в лужу, так как всю эту операцию строил на участии в ней Альбина, а теперь у него уже нет времени подыскать другого человека.

Когда Эрика узнала, о чем именно идет речь, она сказала мужу:

— Раз ты обещал, то не отказывайся. Но я тоже поеду с тобой.

Истоцки ухватился за это предложение Эрики, поздравив ее со столь смелым и умным решением. Альби со своей стороны не одобрил предложения жены. Он перечислил всевозможные трудности этой поездки, более того, даже опасности, которым подвергает себя Эрика, соглашаясь сопровождать его в Коложвар.

Феньеш тоже не очень обрадовался такому повороту дела, однако после того как Эрика сама поговорила с ним, он хотя и не сразу, но все же уступил. Будучи человеком деятельным, он обладал еще и проницательностью.

На следующий день после обеда они сели в поезд: Альби и Эрика — в одном отдельном купе, Феньеш — в другом. Места им забронировала дирекция железной дороги. Несмотря на страшный запах карболки, которым пропахли все вагоны, и на неважное настроение, они все же не чувствовали себя слишком скверно, потому что в вагоне-ресторане, куда они зашли, их вполне сносно обслужили, предложив неплохое меню.

Увидев Эрику, Феньеш повеселел и уже не жалел, что она едет с ними. Ему льстило, что в поезде в Коложвар их будет сопровождать такая красивая женщина. До полуночи они мило проболтали в вагоне-ресторане, а вернувшись в свои купе, проспали оставшуюся часть ночи.

В Коложвар они приехали в холодный туманный день. На вокзале их ожидал с автомобилем услужливый чиновник трансильванского губернатора Амбруш Чейтхейи, взявший на себя все заботы о них. Разместили их в отеле «Нью-Йорк», откуда Феньеш сразу же поехал в комитет медье, а Марошффи — в штаб корпуса. О приезде было договорено заранее, и их уже ждали.

Пока Феньеш и Альби были заняты делами, Эрика заказала экипаж и поехала осматривать город.

Марошффи принял лично Кратохвил, командир Трансильванской дивизии. Сначала Альби поставил его в известность относительно точки зрения будапештского правительства, твердо следуя при этом указаниям Феньеша. Он сказал, что им известно о том, что французский полковник Викс снова посетил Каройи и довел до его сведения, что румыны вот-вот займут некоторые стратегические пункты по ту сторону Мароша. В сущности, это не что иное, как нарушение белградского соглашения, считали они. В связи с этим возникал вопрос, способны ли венгры отстоять свои права с помощью военной силы.

— Трансильванская дивизия находится в полной боевой готовности, — ответил Кратохвил Альбину. — Если Будапешт немедленно пришлет нам пушки, пулеметы, винтовки и необходимое количество боеприпасов, то тогда желаемая цель может быть достигнута. — Печально улыбнувшись, он с некоторой долей цинизма продолжал: — Я уже обсуждал этот вопрос с военным министром, который недвусмысленно заявил, что все находящиеся в его распоряжении силы, которых явно недостаточно, он направил в распоряжение Мошонмадьяроварского гарнизона на защиту Чаллокеза… — Тут Кратохвил ехидно рассмеялся: — Да-да, там находятся бравые солдаты, я хорошо их знаю. Командует ими полковник Лелькеш, там же находятся Эстерхази, Виндишгрец и эрцгерцог Фридрих. Солдаты тринадцатой дивизии, повторяю вам, бравые ребята и вполне заслуживают того, чтобы Эстерхази со своими землями в двести тысяч хольдов обеспечивал их всем необходимым. — После этих слов Кратохвил покрутил ус и добавил: — Все это так, однако трансильванские аристократы и крупные землевладельцы чувствуют себя в роли приемышей и потому вынуждены осторожничать.