Приказ - [81]

Эрика еще не успела как следует осознать то, что случилось с ней в тот день, однако все же почувствовала, что совсем, казалось бы, незначительные мелочи, окружающие ее, порой постепенно превращаются в нечто значительное, которое начинает как бы душить ее.

В просторной, хорошо распланированной вилле не было ни одного дешевого предмета, а только красивая мебель, дорогие ковры и шторы. И тем не менее все это, вместе взятое, напоминало Эрике, что оно попало сюда совершенно случайно и было свезено для демонстрации красоты. Однако отдельные предметы элегантной мебели никак не подходили друг к другу, и в доме получился какой-то странный мебельный склад.

Эрику охватило такое чувство, что здесь волею судьбы собрались вещи переселенцев из богатых господских семей, бежавших из Северной Венгрии, Трансильвании, Южной Венгрии. Стоило только Эрике подумать об этом, как настроение ее испортилось окончательно. Особенно злили ее висевшие в столовой и холле картины, принадлежавшие кисти никому не известного художника, на которых были изображены обнаженные женщины.

Марошффи с мрачным видом наблюдал за выражением лица Эрики, которое красноречиво выражало ее сокровенные думы.

Эрика старалась улыбаться, но охватившее ее разочарование постепенно начало брать верх, и на ее красивом лице нет-нет да и появлялась гримаса, а бросаемые ею короткие слова «симпатично» и «красиво» кололи, словно иголки.

Сначала барон не замечал признаков плохого настроения дочери и не без хвастовства рассказывал, каким образом он приобрел тот или иной предмет обстановки. Оказалось, что Эрика была близка к истине, барон действительно скупил всю мебель на аукционе, на котором распродавалось имущество разорившихся аристократов.

Характером Эрики всегда управляли воля и любовь, хотя плохо знающим ее людям казалось, что она просто-напросто чересчур капризна. Она всегда чего-нибудь хотела.

Так, например, в настоящее время она хотела, чтобы Альби сильнее любил ее, любил жизнь, ценность которой за годы войны резко упала. Но в этом «любовном гнездышке» (так Эрика назвала про себя виллу отца) она, однако, вовсе не собиралась оставаться.

Когда сели за стол, Эрика неожиданно заявила:

— После обеда я сразу же уезжаю домой!

Марошффи промолчал, а барон нервно засмеялся и спросил:

— Черт возьми, что это на тебя нашло?

Эрика не могла, да и не хотела, объяснять, что она чувствует, а просто сказала:

— Мне ужасно захотелось послушать музыку, хорошую музыку, которая брала бы за душу. Здесь же, как мне кажется, я вот-вот задохнусь.

Барон рассерженно вскочил со своего места.

— Какое-то сумасшедшее время! — загромыхал он. — И люди какими-то сумасшедшими стали!

Марошффи счел нужным взять Эрику под свою защиту.

— Время, в которое мы живем, довольно страшное, — сказал он, — и потому нет ничего удивительного в том, что кто-то ищет спасения от него в музыке или книгах. Что касается меня, то я считаю теперешние времена не только страшными, но и активными или требующими активности. Не буду скрывать, страна находится при последнем издыхании, но это еще не предсмертная агония, а всего лишь кризис, после которого больной, как правило, поправляется…

— Или же навсегда остается инвалидом! — перебила его Эрика.

Марошффи от изумления вытаращил глаза: еще не было такого, чтобы Эрика вмешивалась в разговоры о политике. Сказанные ею слова свидетельствовали о том, что она прекрасно знает обо всем происходящем в мире и имеет собственное мнение. Желая помочь жене, Альби сказал:

— Нам нужно что-то делать. Мы живем, так сказать, в переходный период, подобный тому, в каком поколение Йокаи жило в тысяча восемьсот сорок восьмом году. Мы лишились чего-то, во что верили до сегодняшнего дня и чем успокаивали себя. Теперь же нам снова нужно найти что-то такое, во что бы мы могли поверить и успокоить себя. Сейчас силой, способной диктовать свои условия, является само время, к требованиям которого мы должны прислушиваться.

Эрика внимательно слушала Альби, стараясь понять, что он имеет в виду, не намекает ли на их семейные расхождения.

— Нужно что-то делать! Но что? Стараться, чтобы вслед за четырехлетней кровопролитной войной не последовал период страшных несправедливостей? Ответить на вопрос, почему монархисты мирного времени вдруг превратились в сторонников республики, а нетерпеливые до этого демократы — в большевиков?

— Альби, дорогой мой, я не чувствую себя достаточно сильной личностью или, если тебе это больше понравится, последовательно стойкой. Мне кажется, сейчас люди ненавидят друг друга больше, чем в любое другое время, а тот, кто решится погасить пламя этой ненависти, сам в нем сгорит. Поверь мне, что в наши дни лучше всего покорно подчиниться собственной судьбе.

Марошффи понял Эрику. Спорить с ней он и не собирался.

Однако барон, как представитель делового мира, запротестовал:

— Любить умеют только те, кто умеет ненавидеть, а живут только те, кто живет активно. Я имею в виду целенаправленную активность. Не скрою, что меня отнюдь не привлекают люди, которые разбираются лишь в вопросах жизни и смерти, целесообразности и нецелесообразности, в вопросе «быть или не быть?». И это в то время, когда действительность заявляет о себе во весь голос, а принимать участие в этом карнавале, на мой взгляд, очень приятно.