Приказ - [47]

Однажды Федор показал Капитану обрывок газеты «Пештер Ллойд», найденный на свалке.

— Тут вот написано, — гневно произнес Федор, — что вчера в Королевском театре показывали оперетку «Порхающий поручик» и что, как всегда, зрительный зал был переполнен. Что за опереточная страна! — закричал он внезапно в сердцах, но закашлялся, а когда он кашлял, в легких у него раздавались ужасные хрипы. — Тысячи несчастных солдат гибнут на фронтах, а избранным театралам каждый вечер показывают оперетку «Порхающий поручик» с шустрыми субретками и прекрасными примадоннами! Этот мир надо уничтожить! И как можно быстрее, как это сделали у нас в Петрограде и Москве. О, Россия — это священная, великая страна, она со временем подаст пример, как можно изменить весь мир!

Марошффи по-своему полюбил Федора и очень жалел его, потому что заметил на лице его все явственнее проступающую печать быстро приближающейся смерти. В эти дни Марошффи наконец нашел себе занятие в домике на Заводской улице. Ему поручили делать короткую информацию по газетным материалам о положении на фронтах. Поначалу его слушал только Петер, потом к нему присоединились старый Татар, Юци, Тибор Шарош и Мартон Терек. Этот человек средних лет никогда не спорил с Марошффи, в отличие от молодого и пылкого Шароша, который делал это на каждом шагу. Но все эти люди неизменно признавали, что многому учатся у Капитана.

Он наставлял их следующим образом:

— Правду довольно легко обнаружить даже в урезанных и сокращенных цензурой газетных новостях. Например, я читаю: «Англичане подвергли обстрелу Константинополь». Казалось бы, что это может еще означать, кроме слабости турецкой обороны? Конец Дарданеллам и Босфору, в районе Галлиполи у Антанты крупные силы, а обстрел Константинополя свидетельствует о полном и скором развале военной машины Турции! Или в газетах сообщается, что немцы потопили американский транспортный корабль, перевозивший американских солдат в Европу, один-единственный из каравана в сорок судов. Речь-то идет отнюдь не о немецком триумфе, а о том, что все больше американских солдат прибывает в Европу. Или вот агентство Вольфа сообщает: немецкие военные аэропланы появились над устьем Темзы. Однако агентство Хёфера передает более интересную информацию: английские самолеты подвергли бомбардировке Кобленц и Саарбрюкен. Ясно, что военное превосходство держав Запада неуклонно возрастает. Людендорфу теперь уже даже ответить нечем, а ведь приближается великий день, когда эта страшная мясорубка остановится, и это будет свидетельствовать о полном поражении Германии.

В этот момент Шарош задал вопрос, перебив говорившего:

— Что же тогда будет, Капитан?

Марошффи признался, что не знает этого. И тогда Шарош, сам отвечая на свой вопрос, воскликнул:

— Революция!

*

Неделя шла за неделей, и постепенно Марошффи начал замечать, что Петер и его товарищи слушают его беседы о военном положении Венгрии со все возрастающим интересом. Письма, регулярно получаемые им от матери, в значительной степени помогали ему делать правильные выводы из создавшегося положения. Правда, в них говорилось и о внутреннем положении в стране, но об этом Марошффи старался не говорить со своими слушателями, так как не хотел навязывать им своего мнения из-за какого-то собственного внутреннего страха. Он не хотел никакой революции, в то время как Петер и его друзья уже давно горели революционными идеями.

Однажды на редкость терпеливый и хладнокровный Мартон Терек, видя, что Марошффи надолго застрял здесь и, видимо, не собирается пока никуда уходить, спросил его:

— Скажите, Капитан, каким ветром вас занесло в наши края? — А когда Марошффи оставил его вопрос без ответа, Терек продолжал: — Хорошо, можете мне не отвечать, если не желаете. Я вам вот тут принес «Записки» Эрвина Сабо. Почитайте на досуге и как следует подумайте, что именно он хотел в них сказать.

К этому времени Марошффи уже начал признавать правду за Каройи и был готов причислить себя к его последователям. Внутренне он чувствовал, что вот-вот наступит момент, когда ему придется о многом начистоту поговорить с Петером. Постепенно у Альби начало портиться настроение. Все то, что раньше увлекало его, теперь уже не интересовало. Ему так и не удалось разобраться в духовной жизни рабочих с Заводской улицы, а теперь он даже не стремился к этому. Зато он все чаще и подолгу вспоминал об Эрике. Порой же его охватывала такая страсть к жене, что ему хотелось вопреки риску плюнуть на осторожность и, будь что будет, броситься разыскивать Эрику. А уж сама мысль об этом, коль она засела у него в голове, умножала страсть Марошффи, распаляя его все больше и больше.

Однажды вечером он раньше обычного вернулся с работы в свое более чем скромное убежище на Заводской улице. Войдя в кухню, он застал там Юци. Забыв запереть за собой дверь, она купалась и, таким образом, вопреки желанию попалась голой на глаза мужчине. Как ни странно, но ее красивую, слегка полноватую фигуру не слишком портила даже беременность.

Марошффи моментально отскочил назад, а Юци быстро закрыла дверь и заперла ее на ключ. Ни в тот вечер, ни на следующий день оба и не вспоминали об этом случае, как будто ничего не произошло.