Приказ - [14]

Марошффи с большим трудом сначала приподнялся, а затем встал с постели, испытывая при этом ужасные муки. Однако он все же нашел в себе силы окинуть солдата-проводника взглядом с головы до ног. Потом он перебрался к столу и уселся на стул. Лениво зевнул. Его красные глаза неотрывно разглядывали Петера Татара.

— Значит, это ты и есть?.. — спросил наконец капитан.

Солдат сделал вид, что ничего не замечает, но внешний вид и состояние капитана ему не понравились, и это явно можно было увидеть на его молодом, умном лице.

— Ты без винтовки? — спросил его Марошффи.

— Да, — ответил он односложно, и в его голосе прозвучала насмешка, но, чтобы скрыть это, солдат почтительно щелкнул каблуками. — Поклажу господина капитана я понесу сам, — пояснил он.

И опять Марошффи уловил в его голосе нечто похожее на иронию. Капитана удивил внешний вид солдата, его молодость, сила, веселый блеск глаз — все это сильно отличало его от несчастных париев в солдатских шинелях, которых он привык видеть в окрестностях Фельтре.

— Ты хороший солдат? — спросил он у Татара.

— Хороший солдат тот, кто о собственной шкуре заботится и спуску никому не дает, — тут же прозвучало в ответ.

Марошффи вновь удивился, размышляя над ответом проводника.

— Твоя фамилия Татар, не так ли? Ну что ж, Татар, давай позавтракаем, а потом тронемся в путь. Но для начала приложимся к этому сосуду. — Марошффи отхлебнул из бутылки, сделав большой глоток, рассчитывая, что крепкий напиток поможет ему скорее прийти в себя.

Татар пить не стал и достаточно почтительно, но твердо заметил:

— Было бы лучше, господин капитан, если бы и вы не пили. У нас впереди очень трудный день, даже со свежей головой нам будет нелегко, а уж коли мы шнапсом накачаемся…

Марошффи расстелил на столе карту и сказал:

— Ну-ка покажи мне маршрут к крепости!

Татар легко ориентировался по карте. Он делал это лучше многих унтер-офицеров. Его палец без всяких затруднений пробежал по карте, отмечая их путь к крепости. Ноготь на пальце солдата был совсем черным. Марошффи заметил это и непроизвольно спросил:

— Что это у тебя?

— Память кое о чем… — равнодушно обронил Петер.

— Отморозил, что ли? — вновь спросил его Марошффи.

— Нет, что вы! Это память о будапештском оружейном заводе. Меня ведь только прошлой осенью забрали в солдаты, призвали, так сказать. Не понравилась моя рожа начальнику цеха…

Марошффи понимающе кивнул:

— Ясно… — Он теперь знал, к какой категории солдат относится его спутник.

Ярко светило солнце, когда — в девять часов утра — они двинулись в путь. То, что последовало вслед за этим, Марошффи запомнил на всю жизнь. До Квере они доехали на повозке. Потом небольшой отрезок пути скакали верхом на лошадях, затем плелись пешком. Что это была за местность! Но, к их счастью, незадолго до этого прошел обоз и солдаты протоптали тропинку в снегу. На этом участке пути все снаряжение доставлялось только людьми. Они переносили все необходимое на позиции на собственных спинах: в мешках — боеприпасы, перевязочные материалы, хлеб и прочие продукты, а в жестяных бидонах — воду. Несколько часов занимало восхождение, не меньше времени требовалось и на обратную дорогу.

На своем пути Марошффи и Татар встретили идущих в обратный путь солдат. Люди шли с трудом, едва переставляя ноги, ничего не видя воспаленными глазами. С несчастных градом катился пот, силы их были на исходе. Они выглядели истерзанными, некоторые из них хрипели. Капитана приветствовали только старшие из этих несчастных, большинство даже не смотрело по сторонам — они глядели только себе под ноги, на тропинку, и просто ждали, чтобы двое незнакомцев поскорее сошли с дороги. Марошффи еще долго слышал их хриплое дыхание у себя за спиной, и это только усугубляло его собственную усталость. Страшно мучаясь, весь в поту, с трудом тащился он вслед за Петером Татаром, который бодро шагал впереди. Иногда всего в нескольких шагах от них, справа или слева, чернела бездонная пропасть.

Снизу, из ущелий, поднимался смрад от разлагающихся там трупов. На каждом шагу встречались солдатские могилы, заваленные камнями на скорую руку в скальных расселинах. Уже на полпути к крепости Татар начал бросать в пропасть все, что, по его мнению, было лишним в их поклаже. Марошффи этому не препятствовал — теперь ему все было совершенно безразлично. По крайней мере так ему казалось, хотя где-то в глубине души он все еще оставался солдатом. Солнце жгло невыносимо, его золотисто-желтые лучи отражались от склонов гор.

С одной вершины на другую с помощью зеркал передавали какие-то сообщения азбукой Морзе, и вскоре над самой вершиной Монте-Граппы появились два английских аэроплана. Периодически вспыхивала орудийная канонада. Марошффи все сильнее наваливался на палку, ступал все тяжелее. Он испытывал почти непреодолимое желание сесть, прислониться спиной к скале и так замереть, застыть, не думая ни о чем, уставившись в одну точку прямо перед собой.

— Что-то вы тяжело дышите, господин капитан, — произнес, обернувшись к нему, невозмутимо шагавший впереди Петер Татар. Правда, на его лице тоже выступили капельки пота, но дышал он спокойно и ровно. — Человек много может перенести, — неожиданно добавил он. — Все или почти все, как мне кажется… — Рукавом шинели он вытер пот со лба и потыкал палкой в снег прямо перед собой. — Пошли, мы еще очень далеко от цели, — сказал он, будто обращаясь к самому себе.