Приказ - [119]

— Одно письмо прислала из Вены еще десять дней назад твоя жена, а второе на днях бросили в почтовый ящик.

Первый взгляд Альби бросил на письмо Эрики.

— Мы могли бы переслать тебе его, но, извини, не знали твоего адреса, да и боялись, как бы оно не затерялось где-нибудь. Письмо Эрика отдала одному знакомому банковскому служащему из Вены, который хотел лично встретиться с тобой, но сделать это ему не удалось, и он просил передать тебе, чтобы ты ни в чем не винил Эрику. Живет она недалеко от Вены, где у нее есть все необходимое, а ведет себя скромно и порядочно. — Глубоко вздохнув, он продолжал: — Да, в Австрии никакой диктатуры пролетариата нет и в помине.

Письмо Эрики Альби распечатал, выйдя на улицу.

«Альби, дорогой мой, сейчас я живу в Бадене, — быстро пожирая строчки глазами, читал Марошффи, — и каждый день хотя бы раз езжу к отцу в Вену, который занимает видный пост в Дунайском банке. Не знаю, как получилось, но я живу на вилле фрау Родерих, и как раз в той самой комнате, которую ты занимал, когда находился в Бадене.

Фрау Родерих, впустив меня в свой дом, очень быстро выяснила, что я фрау Марошффи, то есть жена капитана генерального штаба Марошффи. А выяснив это, хозяйка преподнесла мне много различных безделушек, которые остались после тебя в ящиках. Были среди них и несколько писем, которые ты наверняка получил от женщин, но скажу тебе откровенно, что я ни одного из них не прочитала, а все оставила для тебя.

Я жива и здорова. Живу жизнью затворницы, целыми днями читаю и подолгу играю на фортепьяно. Правда, меня то и дело приглашают на различного рода встречи и вечера, так как в Вене светская жизнь бьет ключом. Здесь собралось прямо-таки фантастическое международное общество, но меня сейчас такая жизнь нисколько не прельщает. Особенно земляки-венгры, которые много хвастают, скандалят и шумят. Причем все до одного графы. Один друг моего отца, почтенный венский господин старого закала, утверждает, что у меня талант пианистки и, по его мнению, мне необходимо учиться дальше.

Твоя фотография в серебряной рамке стоит у меня на рояле. Когда я играю, а я уже говорила, что играю много, то постоянно смотрю на тебя. Порой на меня нападает тоска, я на чем свет тогда ругаю себя за то, что уехала из дома без тебя. Я очень сожалею, что тогда стремление уехать из Пешта было сильнее, чем желание остаться…

Это мое письмо в Пешт взялся доставить один из служащих Дунайского банка, который едет туда по служебным делам. Он порядочный человек, его здесь очень уважают, мою просьбу он воспринял как награду. Жаль только, что в Пеште он пробудет всего два дня. Не знаю, удастся ли ему встретиться с тобой. Если он тебя увидит, то очень прошу тебя, выслушай его терпеливо. Он тебе много чего расскажет, в том числе и о моей тайне, узнав которую, тебе, возможно, легче будет принять окончательное решение…

Я же теперь на этой бесчувственной бумаге могу и хочу написать тебе: люблю тебя, обожаю тебя и невероятно скучаю по тебе…

Передай мне весточку с податчиком сего письма… Чего не можешь написать, скажи ему словами. Умоляю тебя: ни на минуту не забывай, что я жду тебя, скучаю по тебе, если можешь, приезжай поскорее…

Эрика».

Прочитав письмо, Альби точно истолковал отдельные места письма и был твердо уверен в том, что он понял их совершенно правильно.

Затем он принялся за чтение второго письма. Написано оно было в тот же день, о чем свидетельствовала дата.

«Капитан Марошффи! Наш дорогой друг! В настоящее время веди себя так, как должен себя вести офицер, принявший присягу! Ты наверняка знаешь, что бывшие твои боевые друзья, венгерские офицеры королевской и императорской армии, остались прежними и готовятся к завтрашнему дню. Исполняй свой долг, и твое будущее будет обеспечено, а за старое никто тебя и упрекать не станет (имеется в виду твоя деятельность после пребывания в Бадене). Самое же главное для тебя будет заключаться в следующем: в указанное время ты обязан лично явиться к людям, которых тебе назовут. С приветом. Твой старый боевой товарищ».

Марошффи задумался, стараясь отгадать, кто же мог написать это письмо. Руди Шлерн? Патер Шоймар Кристиан? Или кто-нибудь другой? На какое-то мгновение у него появилась мысль передать это явно провокационное письмо в наркомат по внутренним делам, но он тут же передумал и, разорвав письмо на мелкие кусочки, выбросил его.

Альби не мог сразу написать Эрике ответ, но поскольку он теперь знал ее адрес, то решил, что при случае сделает это.

Идя по направлению к Западному вокзалу, он ломал голову над тем, к кому обратиться с просьбой помочь его матери. Через несколько минут этот вопрос был быстро решен, когда в вагоне-ресторане спецпоезда командующего он встретился с Петером и Юлией. Альби рассказал Петеру о своем, деле, и тот взялся помочь ему.

Затем Петер рассказал ему о своем отце, о Юци и ее муже Тиборе Шароше.

— Отец и Юци работают в военном комиссариате. Шарош записался в тридцать вторую бригаду. Должность ему подыскали подходящую: назначили политкомиссаром.

— Ну и как, люди идут добровольно в армию? — поинтересовался Марошффи.