Приказ - [117]

В Буде на улицах было значительно тише, но когда, идя по проспекту Кристины, он свернул к своему дому, со двора на улицу высыпала беспокойная стайка детей. Поднявшись по лестнице, Альбин позвонил у входной двери. Ему открыл Руди Шлерн. Оба от неожиданности вытаращили друг на друга глаза. Руди был высоким худым мужчиной с волосами соломенного цвета. Он носил очки с толстыми стеклами. Этот наполовину теоретик, наполовину инженер-практик горного дела по образу мыслей был идеалистом. Он любил свою профессию и никак не мог поверить, что на шахте могут обойтись без него. Он смотрел на Альби немного испуганно.

Марошффи не мог понять, что может означать появление Руди в его квартире. Беспорядок в прихожей еще больше расстроил Альби. На вешалке висели чьи-то чужие вещи, на полу стояли и валялись различной формы и цвета чемоданы, коробки, баулы, а в углу стоял свернутый рулоном ковер.

«Что случилось?» — думал Альби, идя за Руди Шлерном в свой кабинет, где повсюду были раскиданы какие-то чужие вещи. В комнате было тесно, как на мебельном складе. Альби, не говоря ни слова, уселся в старое кресло, с которого Руди сбросил на пол валявшиеся на нем газеты.

— Не удивляйся, Альби, я сейчас живу здесь, разместился в твоей комнате, — начал объяснять ему инженер. — С тех пор как ты уехал, и у вас и у нас произошло много изменений. Мари поступила очень умно, вовремя переселившись в Вену. Если я не ошибаюсь, ты двадцать первого апреля уехал из Пешта, а в состоянии твоей мамаши как раз наступил кризис. Ей вручили постановление о вселении в квартиру двух рабочих семей. Ты можешь себе представить ее душевное состояние! Она сломя голову прибежала ко мне, чтобы попросить совета. В тот момент у меня сидели Кристиан Шоймар и Регина Баркоци, зашедшие ко мне по подобному же делу. Я и сам получил такое же постановление. К нашему счастью, Кристиан Шоймар не уехал с Мари в Вену. Он посоветовал мне вместе с Региной Баркоци съехаться с твоей мамашей. Ваши большие комнаты показались нам вполне подходящими. Мы послушались совета умного патера. Итак, я передал свою квартиру властям, Регина Баркоци — свою, а твою квартиру мы таким образом спасли от заселения посторонними. Альби, дорогой, ты себе даже представить не можешь, какие вандальские штучки вытворяют эти пролетарии, переселившись в квартиру господ: они рубят мебель, пачкают помещения, уносят то, что можно унести. Если в квартиру поместить лошадей, то даже они не натворят такого. Ну да теперь все равно, в тяжелые времена — тяжелые испытания. Для того чтобы перенести все это, нужна душевная сила, а она у нас имеется.

В это время из соседней комнаты послышался детский крик, на который Руди Шлерн даже не обратил внимания.

— К сожалению, — продолжал он, — у нас кончились запасы продовольствия, а приобрести продукты нет возможности. Правда, у меня есть две знакомые женщины-швабки, которые каждую неделю доставляют нам кое-что из продуктов, но только за золото, но этого нам не хватает. А к тому, что едят эти пролетарии — квашеной капусте, картошке и жалкой баланде, — мы не привыкли. Короче говоря, жизнь наша сильно осложнилась. Кроме всего прочего нас каждый божий день притесняют: появляются какие-то типы, которые переписывают наше имущество, задают вопросы, на которые мы не в состоянии ответить. Например, они спрашивают: «Почему вы не работаете?» Или: «На что вы живете? Сколько драгоценностей припрятали? Куда вы их спрятали? До каких пор вы намерены вести паразитический образ жизни?» А затем прямо в глаза тебе говорят: «Честным порядочным людям, переселившимся в этот дом, не нравится ваш образ жизни. Попытайтесь в конце концов понять, что в стране установлена народная власть». Слышал ли ты что-нибудь подобное? Представь себе, как все это подействовало на твою мать. Но пока старый Таус был у нас в доме портье, мы могли быть уверены в том, что он отведет от нас много неприятностей. Но нам и тут не повезло: его убрали с этой должности, а на его место поставили толстую бабу. У нее не язык, а бритва. Ей все нипочем, потому что у нее муж красноармеец, а их-то уже снабжают продуктами. Так вот эта женщина сделала нашу жизнь настоящим адом. То она сердится на нашу собаку, то кидает камнями в кошку, то требует, чтобы мы сами выносили мусор и мыли лестницу. Я даже не могу тебе перечислить всего, что свалилось на наши плечи. Ну скажи, можешь ты представить Регину Баркоци с ведром и тряпкой в руках моющей коридор. Более того, эта товарищ дворничиха даже осмеливается заходить к нам в квартиру. Зайдет и сразу же начинает распоряжаться: «Почему вы не проветрили помещение? Почему не делаете уборку?» Вот так и поучает. Ну, не буду тебе все рассказывать — нет никакого смысла, да и во мне одна ненависть против нынешнего режима…

На какое-то мгновение Руди Шлерн затих, удивленный молчанием Марошффи, на месте которого он стал бы оплакивать свою квартиру. Он не понимал, почему Альби так спокоен. Возможно, Руди Шлерн и сам поступил бы иначе, если бы и ему было суждено пережить то, что пережил Альби после пребывания в Бадене: прятался бы у прачки Анны Шнебель, жил бы на Заводской улице… Теперь же родным домом Альби Марошффи стал спецпоезд командующего армией. Альби беспокоила сейчас не квартира, а положение матери.