Кровь с камня льется тягучими струями вниз. Ее маленькие босые ступни скользят, края рубашки напитались алым. Рут... Рут! Такая маленькая, хрупкая... На девичьем лице играет счастливая победоносная улыбка...
Он не может на это смотреть. Он ревет и бьет кулаком в каменную стену. Хрустят сломанные кости пальцев. Но боли он почти не чувствует, потому что настоящая боль – она не в руке, она стекает горячим соленым дождем из глаз и горячей соленой кровью – с серого камня...
Вспышка перед глазами – и Нокс увидел себя в гуще сражения.
Всепоглощающая ярость. Руки сводит судорогой от напряжения и усталости. Рана в бедре с каждым движением отзывается все сильней, глаза заливает потом, руки и меч – фиолетовой липкой кровью... Уродливые морды вокруг, под ногами – крылатые трупы. Красный меч с хрустом разрубает голову демона, и очередная тварь падает ему под ноги...
Яркое солнце, острый запах горелого человеческого мяса. Трупы. Пепел. Обожженные стены храмов. А он бежит мимо тела женщины, напрасно пытавшейся прикрыть собой свое дитя, мимо корчащегося в агонии и кричащего мужчины, у которого половина тела превратилась в кусок горелого мяса – туда, к высокому крыльцу, вбегает в еще пылающие двери – и опускается на колени перед опаленным телом, у которого не осталось лица. На почерневшем пальце сияет зачарованное родовое кольцо...
Он срывает со спины плащ, заворачивает в него тело и, бережно прижимая его к груди, как спящего ребенка, несет на руках...
Ту, что когда-то носила на руках его самого.
Ту, чьи нежные белые руки так любил целовать в детстве.
Ту, чьи золотистые косы стали серебряными после смерти отца.
Ту, чей голос спел ему так много песен...
Мать...
Чувство вины разъедает вены, отравленным клинком снова и снова вонзается в грудь. Не защитил. Не спас. Не успел...
Какая-то девушка бросается ему под ноги и, рыдая, целует свешивающийся с обвитого плащом тела испачканный сажей край. Еще чуть дальше толпа живых, завидев его со страшной ношей, медленно опускается на колени.
– Да войдет в вечный свет та женщина, что выносила и родила тебя!.. – восклицает кто-то позади.
– Король, чтоб он сдох, нас бросил здесь умирать!..– истошно кричит старуха, прижимая к себе живое плачущее дитя. – А ты со своими воинами защитил, убил демонов – вот кто должен быть королем!
– Я – не король! – рычит он в ответ. – Я – Альтарган...
– Так прими нас, Альтарган! – хрипит мужской голос.
– Клятвой древних, прими нас, защитник людей! Не отвергни! – несется по толпе измученный стон. – Прими нас!.. Защити!..
И он останавливается, оборачивается на тех, кому удалось сохранить жизнь. Кого успел спасти.
– Не отвергни нас, Альтарган! – кричат ему люди.
И он, наконец, отвечает им.
Грозный возглас рокотом звучит над их склоненными головами.
– Принимаю!..
Нокса трясло. Он пытался выбраться из лабиринтов чужой памяти – но словно заблудился в нем. Схватившись за голову, он застонал, уже не в силах отличить, где его собственная, настоящая боль – а где чужая, сотканная фантомами памяти. Тончайшие нити управления душой накрепко связали его с поверженным врагом: они так долго не хотели прорастать в сознании Нортона, а теперь не хотели рваться. Кристалл, вживленный у Нокса под кожей у основания черепа, обжигал, будто расплавленный металл. Это заклинание он создал нечаянно в Шадре, в момент сражения с ахъятом. Рыцарь редко им пользовался, только в отчаянных случаях, потому что узнай о том инквизиция, воины империи быстро бы получили новый хороший кристалл, сделанный из Нокса...
И тут он провалился в еще одно воспоминание, с криком стискивая голову руками еще сильней. Мука хуже шадрских пыток...
Вокруг оранжевое марево пламени.
Ядовитое дыхание огня под ногами словно сдирает кожу. На перчатках красная кровь, и это кровь кого-то близкого.
В груди сердца больше нет – вместо него пустота и ярость. Она становится осязаемой, она течет из глаз, окутывая коконом...
Но все остальные, оставленные за спиной, не умрут! Им не придется платить такую цену! Я, Альтарган, существую для того, чтобы защитить их. И они будут жить, потому что я так хочу! Я – ваша смерть, твари. Вы захлебнетесь собственной кровью, вы оглохнете от хруста собственных костей и ослепнете от влажного блеска собственных внутренностей, которые я вырву из вспоротых животов и брошу вам под ноги! Сдохните все!!!
И в этот миг Нокс наконец-то сумел вырвался из сознания Нортона.
Видения исчезли. Зеленое свечение в зрачках погасло.
Но боль под ребрами почему-то никуда не ушла. Улыбка девушки, поднимающейся на жертвенный камень, запах пепелища и всепоглощающая ярость стали уже частью его собственной памяти.
Нокс взглянул на своего врага, лежащего неподвижно в шаге от него.
Проклятый Альтарган, пожравший собственную сестру?!
Предатель, отдавший людей на растерзание демонам? Да кто вообще это придумал???
Развевающиеся рыжие волосы... Кровь на перчатках... Ярость...
Нокс сам многое в жизни видел и испытал, но сейчас по его щекам текла горячая соленая вода, смешиваясь с размазанной по ним кровью.
А ведь он лишь на минуту заглянул внутрь Алрика. Как же преданный всеми Альтарган выдерживает все это внутри самого себя?.. И не сбежать, не оборвать нитей, не отдышаться...
