Приговорённые к совершенству - [73]

Стоило только дать клятву, но… дух Великого Вождя настойчиво отговаривал Ирката от этого опрометчивого поступка! И юноша колебался, греясь в лучах поднимающегося всё выше солнца: что же, четырнадцатая весна будет последней его весной на этой земле? А как же Лигайда? А как же его небывалые для Речных Людей замыслы — жениться на девушке из своего клана? Да к тому же — единолично? Не позволяя никому из своей брачной группы разделять с нею ложе? Но ведь именно из-за этих кощунственных замыслов Невидимые спровоцировали вероломное убийство Кайхара! Чтобы разгневанный дух Могучего Воина утащил святотатца в Страну Вечной Зимы. Однако… какие два слова произнёс воин, уже сражённый нечистой рукой мальчишки?.. и если душа Кайхара не спешит покарать убийцу… или вообще — не намерена её карать?.. с какой стати ему, Иркату, напрашиваться на роль приносимого в жертву бога?

Солнце подошло к высшей точке дневного пути; юноша доел доставшиеся, возможно, ценой посмертного блаженства души каштаны, но никакого решения за всё это время так и не смог принять: ни пообещать Невидимым во имя процветания своего народа стать добровольной жертвой, ни окончательно отказаться от этого героического намерения. И кто его знает, не просидел бы он так — неподвижный телом, с мятущейся, не находящей успокоения душой — перед своим шалашом до вечера, если бы не шорох в зеленеющих в дальнем конце поляны зарослях лавровишни.

Охотничий инстинкт и воинская выучка не подвели юношу: через одно, два мгновения он уже прятался за толстым стволом могучего дуба — с прислонённым к дереву копьём и стрелой, наложенной на тетиву лука. Кто? Человек или зверь? Добыча или охотник? Или — чужеплеменник? Смертельный враг.

Неизвестность, по счастью, не затянулась: только-только Иркат спрятался за дерево, как из-за кустов его окликнул по имени юношеский голос — Бейсар. Один из наложников Кайхара. Иркат, всё ещё осторожничая, предложил ему выйти на середину поляны — тот подчинился. Иркат тоже вышел из укрытия и, приветствуя гостя, коснулся его ладони своей, выгнутой вверх почти под прямым углом.

Вообще-то испытуемым юношам настоятельно не рекомендовалось общаться между собой, однако в особых случаях они на это имели право. А исчезновение Кайхара — случай для Бейсара, конечно, из ряда вон. Да и не только для него — для всех испытуемых. Чтобы вдруг бесследно пропал Присматривающий?.. И хотя, в отличие от Бейсара, Иркат прекрасно знал, куда делся воин, но, услышав от юноши, что его покровитель ушёл вчера в середине дня и до сих пор ещё не вернулся, изобразил на своём лице совершенно искренние тревогу и изумление: Бранка, мол, его побери! Чтобы пропал Присматривающий — не может быть! Ведь не далее, как позавчера вечером Кайхар заходил к нему, немножечко поучил за дело — вопросы о синяках и ссадинах на лице следовало предупредить заранее — вернулся домой, и надо же! Вчера вдруг ушёл в середине дня и до сих пор его нет?! Необходимо немедленно оповестить всех испытуемых! Конечно, за оставшуюся половину дня, всех не успеть, но — сколько смогут!

Иркат говорил убедительно, с жаром, но по тревоге в глазах Бейсара чувствовал, что владеющий юношей сильный страх нисколько не уменьшается. Почему? Уж не подозревает ли этот «мальчик для наслаждений», что он, Иркат, причастен к исчезновению воина? Но в таком случае… ведь помочь такому же, как ты, не прошедшему посвящения сверстнику переселиться в Страну Вечного Лета — совсем не то, что убить мужчину! В этом случае ни с Невидимыми, ни с душой мальчишки проблем, как правило, не бывает… и?.. нет! Вздор! Померещилось! Если бы Бейсар его в чём-нибудь заподозрил — не пришёл бы ни в коем случае! Наверняка — побоялся бы! Нет, видимая в глазах Бейсара тревога вызвана чем угодно, но только не опасными для него подозрениями!

И в подтверждение этой, успокоительной для Ирката, мысли юноша заговорил тихим, дрожащим от страха голосом. Часто прерываясь для поисков нужных слов. Повторяясь и путаясь. И, по мере сказанного, Иркат заражался его тревогой.

— Понимаешь… когда Кайхар не вернулся утром, мы с Архом пошли его поискать. И вдруг — тысячах в четырёх шагов от тебя к закату… ну, значит, в другую сторону… стойбище чужеплеменников… или богов — не знаю. Мы, слава Айе, увидели их первыми и спрятались за кустами… а они на большой поляне… около двух маленьких, очень странных жилищ… нет, конечно, боги — у людей таких не бывает! Представляешь, Иркат, такие блестящие, что больно смотреть… низы у них будто пепел, но всё равно блестят… нет, не самые низы — от земли каждый из них на четырёх круглых опорах — это мы уже после поняли, когда обошли с другой стороны… а так — будто у каждого снизу по две полных луны… с чёрными ободками по краям… и тоже — будто блестящие, но тускло… а выше, там где кончается пепельное, как солнце на водной ряби — слепит глаза. Нет, Иркат, словами не получается — дай нарисую.

Подходящая для рисования почва нашлась поблизости: там, где Иркат снял дёрн для утепления шалаша. Бейсар славился своим умением похоже изображать разных зверей, но когда подобранная им острая палочка нарисовала на земле нечто невиданное, ни с чем несообразное, Иркат не поверил юноше: в самых фантастических снах его душа никогда не имела дела с подобным бредом! Даже богам вряд ли могло придти в голову построить такие идиотские жилища! Да ещё опереть их снизу на дурацкие кругляки! Чушь! Бейсар явно над ним издевается, явно напрашивается получить по морде! Или по пухлой сластолюбивой арже! Эдакого очаровательного пинка! Но… напуган-то он по настоящему… и потом… как можно изобразить то, чего никогда не видел?