Приговорённые к совершенству - [7]

— Иван Адамович, ты меня относительно вашего Батьки просветил бы пока немножечко? А? Что это за человек-невидимка? Лют — или как?

— Не лют он, Сергей, вовсе не лют. Только, знаешь… лучше бы иногда в меру полютовал! А то уставится на тебя серыми — сквозь очки — глазищами… и замораживает! Замораживает! И откуда он взялся — никто не знает… В июле прошлого года первый слух по степи прошёл. Будто где-то между Астраханью и Царицыным то ли воинская часть порядки наводит, то ли пришлая банда, то ли с Кавказа кто. А в сентябре, в самом начале, когда у «степняков» случился Большой Совет, он — поверишь ли! — заявляется. Четырнадцать танков, тридцать бронетранспортёров, девять «Градов», ствольная артиллерия, а уж грузовиков и «джипов»… Так, мол, и так, зовут Иннокентием Глебовичем, прошу, как говорится, любить и жаловать. У степняков-то наших гонор само собой будь здоров, но против такой сумасшедшей силы — куда им…

— Что — приняли и отвели «удел»?

— Конечно… Степь большая… А воевать с таким — не дураки, разобрались — себе дороже. Но диво, Серёга, совсем не это… И даже не то, что уже через два месяца его самые гордые из «степняков» безоговорочно признали главарём… А я тому не перестаю до сих пор дивиться — чем это он их взять сумел… Силой одной — не смог бы…

— Нет, Адамыч, ты мне лучше скажи, как ему удалось — что нигде, кроме ваших степей, о нём никто ничего не знает? Словно это где-нибудь на Луне?

— А ты погоди, не торопись… Оно ведь одно к одному…

Майор, допив водку, выбросил в окно пустую бутылку, откинулся на спинку сиденья, дожевал остатки предложенного Сергеем помидора, закурил.

— Кажется, полегчало. А то, знаешь… Понимаю, что из-за дыма нам было ни х… не видно… И вроде бы — не виноват… И всё-таки… Ведь совсем мальчишки! Эх…

* * *

— Куда, б…?! Майор, автомат! Твой сектор справа!

Выкрикивая эти команды, Сергей, первым делом загасив фары, одновременно резко тормозил, открывал дверцу и тянулся за «Калашниковым». Через секунду он уже стоял на земле — сосредоточенный, с автоматом наизготовку, всматриваясь в особенно густую после только что горевшего света ночную тьму.

— Мальчики, не стреляйте! Я одна! Правда!

— А ну — подними руки. И — по дороге. Медленно. И без фокусов. Ты на прицеле.

Осторожные шажки, скрип попавшего под подошву камешка — женская фигурка выделилась из тьмы расплывчатым силуэтом только в трёх метрах от Сергея.

— Ещё на два шага. Так. Хорошо. Ладно — опусти руки. Кто такая?

— Света. Здесь рядом женщина. Случайно наткнулась. Лежит у дороги. Думала — мёртвая. Нет — живая. В сознании, а молчит. Не пьяная. И не обкуренная. Тормошу, спрашиваю, как зовут — молчит. Думаю, что делать, а тут вы едете. Вот я и тормознула.

— Смелая. А ночью-то — как в степи… ладно, потом! Полезай в кабину. Адамыч, посторожи.

Усадив незваную гостью в «Уазик», Сергей достал бинокль ночного видения и осмотрелся: верно, впереди, метрах где-нибудь в тридцати — и в пяти в сторону от дороги — светилась распростёртая на земле фигурка. Больше, а Сергей внимательно оглядел всё вокруг, ничего подозрительного: нагретая за день солнцем, мерцала степь — с более яркими проплешинами голой земли. И всё: насколько можно было верить опыту и биноклю — никаких засад.

При свете тоненького луча потайного фонарика убедившись, что видимых повреждений нет, Сергей бережно взял на руки безвольное — лёгкое не по росту — тело. В «Уазике», велев Свете перебраться назад, он собрался произвести более тщательный осмотр, но Иван Адамович остановил:

— «Замороженная» — надо к Батьке.

— Кто? Кто?

— «Замороженная», говорю. Вон Света, наверно, знает.

— Не-е, дяденька…

…майор перебил: — Не дяденька, а Иван Адамович. Ишь, пигалица, всё у неё «мальчики» да «дяденьки»!

— Ой, простите, Иван Адамович! Но я же, правда, не знала, как вас зовут.

— Не знала — спросила бы. А то сразу — «дяденька». «Племянница», — добродушно проворчал майор. И, чуть помедлив: — Так, что, Света, значит, и ты не знаешь?

— Не знаю, Иван Адамович. Я же в степи только на лето. Брату с бахчёй помочь. И с помидорами. А так-то — я с Дона. Из Усть-Донецка. Учительница… А вовсе не пигалица, — кокетливо, с наигранной обидой в голосе, Света «куснула» майора.

— Иван Адамович, — в Светином присутствии Сергей решил перейти на более официальное обращение, — если ты знаешь, скажи: «замороженная» эта… может ей дать чего?.. есть у меня бутылка хорошего раздорского «Рислинга»… правда, тёплое…

— Нет, Сергей, — майор на мгновенье запнулся и, желая зубастой девчонке преподать урок «хорошего тона», добавил: — Геннадьевич. Ничего ей сейчас не надо. Она сейчас даже воду не сможет. Вот отойдёт… они, «замороженные», обыкновенно в себя приходят дня через два.

— А везти её как? У меня там, сзади, бочка с бензином, канистры, ящики: всё забито — положить негде.

— А мы её, Сергей Геннадьевич, посадим промеж собой — я придержу, не далеко уже, километров двадцать.

— Ладно, поехали. Тебе, Света, не по дороге? — подкинем. А вообще — спасибо. Не побоялась, не бросила человека. По нынешним временам — редкость.

— Мне километра два. А там — тропка. Я сойду.

— Никуда ты, Светочка, — можно, я тебя Светочкой? — не сойдёшь.