— Мы чего-то недоработали. Маркиз должен был завтра. Но всё равно — надо брать. Главное, конечно — Седой. Действуй по плану «Перехват». Теперь не отвертится.
Сергея мало интересовали интриги местной политики, и, сдав Горчакова на руки подоспевшему из госпиталя врачу, он собрался вернуться в палатку Ивана Адамовича, но, сделав несколько шагов, остановился, настигнутый любопытным соображением:
«Маркиз! Снайпер высочайшего класса! И чтобы настолько бездарно организовать покушение? Промах — ладно: самый лучший стрелок когда-нибудь да промахивается, но всё остальное?!»
Осмотрев библиотеку — а выстрел был произведён явно оттуда — Сергей, кроме спящей Валечки, раскрытого журнала, маленькой дырки в затягивающей оконце плёнке да запаха пороха, ничего подозрительного не обнаружил — импровизация параноика, а никак не подготовленная «акция»! Это Сергея встревожило: снайпер, повредившийся в уме? Да прежде, чем его поймают или убьют, он же перестреляет тьму народа! И лейтенант, в поимке Меньшикова прежде не собиравшийся принимать участие — пусть об этом болит голова у прошляпившей покушение местной службы безопасности — решил если не присоединиться к ловцам, то поделиться своими соображениями относительно вменяемости Маркиза: охотиться на сумасшедшего снайпера — кошмарчик, как по заказу! Сюжет, можно сказать, для триллера!
Однако, выйдя из библиотечной палатки, Голышев услышал топот многих бегущих ног и громкие голоса преследователей:
«Этого только не хватало! Да что они, черти, делают?! Не задерживают, а травят! Да даже если он ошибается и Маркиз не сошёл с ума — то затравленный-то? Загнанный зверь — и то? А вооружённый снайпер?»
Наверно, с минуту Сергей постоял на месте, пытаясь сообразить, стоит ему или не стоит вмешиваться? Не он, в конце концов, затеял эту идиотскую охоту — и из-за чужой вопиющей глупости лезть под пули затравленного стрелка?
Пока Голышев колебался, думая то так, то эдак, шум погони сместился в сторону жилища Ивана Андреевича — страшное подозрение заставило лейтенанта, мигом забывшего всяческие расчёты, броситься на защиту близких ему людей.
На площади перед палаткой майора Сергей очутился в самый драматический момент: удерживающий Свету Маркиз целился из-за неё, как из-за щита, в попрятавшихся за грузовиком и двумя «джипами» преследователей. Всё решали мгновения — причём, шестое чувство подсказывало лейтенанту, главную опасность для Светы представлял не Маркиз, а затравившие его спецназовцы. Сейчас, через одну, две секунды, у кого-нибудь из преследователей обязательно сдадут нервы, и автоматная очередь превратит его возлюбленную — юную! солнечную! живую! — в остывающий в луже крови труп!
— Не стрелять! — властно скомандовал Сергей, выходя на середину площади, так, чтобы оказаться между Меньшиковым и бойцами спецназа. — Маркиз, если ты отпустишь Светлану, то, от имени ростовского Губернатора, гарантирую жизнь. В заложники можешь взять меня — видишь, я без оружия.
Сергей стоял вполоборота, одновременно держа в поле зрения и Меньшикова со Светой, и укрывшихся за автомобилем преследователей. После его слов по виду ничего не изменилось: по-прежнему напряжённые позы автоматчиков, перекошенное ужасом лицо Светланы и абсолютно пустые глаза Маркиза.
«Безумен, совсем безумен! — лихорадочно пронеслось в Голышевской голове, — Господи, что же делать?! Как разговаривать с сумасшедшим? А эти? — мысли Сергея метнулись к спецназовцам, — тоже ведь по-своему безумны!»
Над площадью висела гнетущая тишина — кто первый? Маркиз — или его преследователи?
В эти мучительные мгновения от полного отчаяния Сергея удерживало только одно, подаренное, вероятно, вечностью, соображение: «Он находится как раз на линии огня, и кто бы первым ни открыл пальбу, пули попадут сначала в него — смерти возлюбленной он не увидит».
И, как ни странно, но это, противоречащее всему земному, соображение вселило мало-помалу уверенность в благополучный исход. Сергей вдруг понял, что Меньшиков ни в кого не выстрелит: ни в Свету, ни в спецназовцев, ни в него. И, произнеся совершенно буднично, — мужики, спокойно, он не опасен, — Голышев медленно подошёл к Маркизу, взял «Маузер» из его безвольно разжавшейся кисти и, лёгким движением отстранив безумца от Светы, обнял свою, бурно разрыдавшуюся, возлюбленную. Всё, слава Богу, закончилось наилучшим образом.
* * *
В Ростов, разумеется, в этот день не выехали: после случившегося потрясения Света пришла в себя только к ночи — но и кроме: хоть ранение Иннокентия Глебовича было пустячным, вежливость всё равно требовала задержаться. А на следующий день выздоровела Ольга. Вернее, выздоровела она накануне, как раз тогда, когда Сергей, ведомый отчаянием и любовью, вышел на площадь, став между спецназовцами и Светой. Однако, обретя после ментального соприкосновения с ноосферой F8 способность понимать мысли и чувства других людей, Ольга решила на ближайшую ночь задержаться в госпитале — после разыгравшейся драмы Свете с Сергеем уединение этой ночью было совершенно необходимо. Иван Адамович, прочитав Ольгины мысли — а какая-то небольшая часть её удивительных способностей передалась майору — согласился со своей суженой.
