Передав автомат и запасные обоймы Ивану Адамовичу, Сергей, пригнувшись, перебежал к сорванной взрывом и метров на сорок отброшенной крышке люка, подхватил её и пополз к перегибу берега. Остановившись у опасной черты, десантным ножом выдолбил глубокую, узкую канавку и, словно фокусник демонстрирующий особо эффектный трюк, сказав про себя: — Алле, оп! — мгновенным движением впихнул в углубление диск из отменной стали. «Палите, сволочи!» Таким же образом рядом с крышкой пристроил найденный Иваном Адамовичем кусок броневой обшивки, глянул в предусмотрительно оставленную им щель — амбразура, что надо!
Из-за реки заметили. По стальной баррикаде загрохотали пули. «Да, перезвончик дивный! Ничего! Скоро уймутся! А пока — попалите! Патроны поизрасходуйте!» Оставалось самое опасное и, главное, непонятное: двадцать метров по убийственно простреливаемому откосу… И — снизошло!
— Послушай, Адамыч, у тебя зажигалка, случаем, не на бензине?
— У меня спички. Не люблю зажигалок. На.
— Да нет. Мне, понимаешь, надо малость горючего.
— А зачем?
— Для «самосожжения».
— Ты что? — майор покрутил пальцем у виска, — совсем «поехал»?
— Да никуда я не «поехал». Слушай…
Предложенный Сергеем план, ох как, не нравился Ивану Адамовичу, и, если бы речь шла лишь об «Уазике», он бы вывернулся наизнанку, но отговорил лейтенанта от его опасной затеи. Однако боль (пятеро не просто товарищей, но опекаемых им мальчишек, так подло и так нелепо сожжённых!), обида и стыд (разговаривая с Сергеем, непростительно увлёкся, забыв, что в Степи ни на секунду нельзя терять бдительность!), склонило это майора ввязаться в предложенную лейтенантом игру со смертью. И ещё: уверяя Сергея, что лично до них «стервятникам» дело десятое, Иван Адамович изрядно лукавил. Год бы тому назад — да: подбили бронетранспортёр, ну и подбили, кому какое дело — мести же уцелевших членов экипажа хитрые, наглые, но и беспечные, как правило, подонки опасаться бы вряд ли стали. Однако сейчас… Когда твёрдая рука Иннокентия Глебовича на всём обширном степном треугольнике между низовьями Волги и Дона начинает ощущаться всё явственнее… А нападение на патруль — это тебе не «реквизиция» «заблудившегося» «Уазика»! И, дерзнувшим на такое, живой свидетель как-то и ни к чему — весьма им неудобен живой свидетель… А до переправы всего три километра. И неизвестно ещё, что опаснее: попытаться ли выручить «Уазик» или, не попытавшись, в открытой степи хорониться от беспощадных убийц.
— Глянь, Адамыч, кажется, получается!
Из спирта, бывшего у запасливого майора всегда с собой — двухсот пятидесятиграммовый НЗ! — и спёкшейся (из чернозёма, автола, солярки) грязи Сергею удалось составить необходимую смесь. (Чистый спирт горит практически незаметно, а для задуманного требовались густой дым и яркие языки огня.) Майор, посмотрев, согласился:
— Вроде бы, подходяще, — и подумал: «А не такая уж и дурацкая затея! Очень даже может сойти! Сбитые с толку удивительным зрелищем, противники почти наверняка растеряются на четыре, пять секунд! А этого Сергею вполне достаточно! Остальное же — когда «Уазик» рванётся с места — будет зависеть в основном от него: плотным, прицельным огнём ошеломив врага, выиграть ещё несколько драгоценных секунд. А дальше… дальше — всё! Дальше солоно придётся уже не им, а этим мерзавцам! Позиция-то у сволочей никудышная! А, по словам Сергея, в «Уазике» у него целый арсенал!»
Чтобы защитить волосы и лицо, Ивана Адамовичева рубашка была лишена рукавов и разрезана вдоль — обмотанная голова Сергея придала ему вид то ли кочевника из Сахары, то ли начинающего грабителя: если, — тьфу-тьфу! — всё обойдётся, будет над чем посмеяться!
Пора!
Сергей поджёг на себе пропитанную смесью из спирта и грязи куртку, секунду выждал, чтобы, разгоревшись, факел получился поубедительней, вскочил и, издав воинственный, сплошь из мата, клич «краснокожего», ринулся вниз по откосу. Оказавшись под защитой «Уазика», бывший десантник вмиг освободился от огненного одеяния, вскочил в кабину и, выписав немыслимый зигзаг, словно на крыльях взлетел по склону.
«Калашников» работал отлично. Одного, взятого на прицел заранее, майор сразил наповал и нескольких — не менее трёх — ранил. Но главное: точный, настильный огонь настолько расстроил ряды врага, что первые ответные пули ударили по баррикаде, когда уже было поздно, когда автомобиль Сергея уже укрылся за остовом сожжённого БТРа.
Всю свою боль вложив в две длинные — каждая, на весь рожок — автоматные очереди, Иван Адамович как-то обмяк, перезарядил «Калашников», но, больше не намереваясь стрелять, не дуло выставил в амбразуру, а с каким-то безразличным (если таковое возможно!) любопытством приник глазами к зазору между крышкой люка и зазубренным куском броневой обшивки. Да, немного неосторожно, но бешеный ответный огонь ошеломлённого им противника, едва не оглушив грохотом и звоном страждущей стали, враз прервался: почему? что случилось? — майору, конечно, хотелось знать.
Спрятав «Уазик» за бронетранспортёром, Сергей — весь ещё во власти заданного им самому себе поднесённой к проспиртованной куртке горящей спичкой сумасшедшего ритма — не помедлил ни полмгновения. Правда, «Вампира» у него не было, но имелось несколько очень приличных гранатомётов ростовского (завода «Красный Аксай») производства — хлопнуло, просвистело, и один из вражеских «джипов», подброшенный взрывом, распался на огненные, калечащие и убивающие спрятавшихся за ним противников, куски.
