«Преступник» - [37]

Среди взрослых, огромных и усатых музыкантов Джеврие все время думает о своем Джевдете-аби. Больше всего ее огорчает, что она не послушалась Джевдета, когда тот предупреждал ее, чтобы она ничего не говорила Кости, и проболталась ему.

«Ох, если бы я не проговорилась! Лучше бы мне язык вырвали!» — думала она.

— Посмотрите, опять плачет, — ворчала старая Пембе. — Я тебе сейчас голову разобью.

— Ну и разбей! — со злостью ответила девочка.

Рядом сидел музыкант Хасан-ага с большими усами и чистил свою зурну. Он замахнулся и ударил зурной Джеврие по лицу. Со стоном она упала вниз лицом и громко заплакала: Хасан рассек ей губу. Теперь она понимала, что спасения нет. Неужели они заставят ее забыть Джевдета-аби? Нет, нет и нет!

— Я удавлю тебя, — снова закричала старуха, — удавлю!

Руки девочки окрасились кровью, капавшей из разбитой губы.

12

Обычно улыбающееся лицо кассира сегодня было серьезным.

— Не знаю, ничего не знаю! — Ихсан-эфенди растерянно развел руками. — Недостача, как ни прикидывай, не могла быть более одной-двух сотен лир. А на самом деле…

Он встретился взглядом с кассиром.

— Подумай хорошенько, — сказал тот, — может, жена подшутила над тобой или еще кто-нибудь?

— Жена? Ты сказал: жена? Моя жена не станет так зло шутить! Она ни разу не залезла ко мне в карман. А ведь это казенные деньги!

— Но кто же тогда?

— Не знаю, я ведь сказал, не знаю!

Кассир пристально посмотрел на бухгалтера. Вот так история! Если бы речь шла о какой-нибудь сотне, даже двухстах лирах, можно было бы как-то замять дело, пока еще никто ничего не знает. Ну, подождал бы… Старику могли бы помочь близкие, друзья, как-нибудь выкрутился бы. Но ведь не хватает трех тысяч лир!

Он снова взглянул на Ихсана-эфенди. Тот стоял, опустив плечи, бледный как смерть. Его рука, которой он держался за край конторки, дрожала. Никогда еще с ним не случалось ничего подобного.

Он тяжело вздохнул.

— Что у вас там такое? — спросил вдруг бухгалтер.

Кассир, стараясь избежать взгляда начальника, уткнулся в счета. Ему-то в конце концов все равно, но ведь жаль беднягу.

— Я вас спрашиваю, Ихсан-эфенди, — повысил голос бухгалтер. — Почему не отвечаете?

Ихсан-эфенди уставился пустыми глазами на начальника. Но так и не проронил ни слова.

— Что вы на меня так смотрите?

В большой комнате все ручки были брошены на столы, замолк скрип перьев, стук пишущих машинок и арифмометров. Все повернулись к Ихсану-эфенди. Со стариком сегодня что-то случилось. Странный, очень странный у него взгляд. Почему он не отвечает? А какой бледный!

Бухгалтер встал и подошел к Ихсану-эфенди.

— Что с вами, старина?

Ответа не последовало. Он взял Ихсана-эфенди за руку. Холодная как лед рука дрожала.

— Вы больны?

Снова пустой, бессмысленный взгляд.

— Что с ним случилось, кассир?

— Не знаю, господин бухгалтер.

— Почему вы не приняли у него деньги?

Кассир только пожал плечами.

Служащие вставали из-за столов и подходили к кассе. Понимающе переглядывались.

— Идите домой, — посоветовал кассир. — Спросите домашних. Наверно, над вами все-таки подшутили…

Старик вздрогнул.

— О ком вы говорите? О жене? Но я уже сказал…

— Чужая душа — потемки.

— Я не желаю, чтобы так думали о моей жене!

— Тогда, может быть, сын?

— И сын не мог!

— Почему?

— Потому… потому что… я выгнал его из дому… — На глаза старика навернулись слезы.

— А вечером к вам не заходили посторонние? Соседи, друзья? Не ночевали у вас? — спросил кассир.

Ихсан-эфенди поднял глаза.

— Были… Сосед с матерью… Но они не ночевали. Нет, я никого не могу заподозрить. Это моя судьба. Я готов понести наказание. Других в это дело не впутывайте!

— Сколько не хватает? — обернулся бухгалтер к кассиру.

— Три тысячи сто семьдесят лир.

Сослуживцы ахали, удивлялись.

Ихсан-эфенди не замечал ничего. Не волновало его и то, что он сядет в тюрьму. Он думал о Шехназ. Жена!.. Она останется одна! Без средств. Как бедняжка будет жить?

Потом все происходило как в дурном сне. Вокруг него вертелись какие-то незнакомые люди, он подписывал отпечатанные на машинке бумаги. Сел с полицейскими в старенький автомобиль. Машина промчалась мимо квартальной кофейни и остановилась перед его домом. Только увидев побледневшее лицо Шехназ, он пришел в себя.

— Нет, нет, моя жена не виновата! Оставьте ее в покое!

— Тогда скажи, куда девались деньги? — спросил человек с сердитым, хмурым лицом.

— Не знаю.

— Как так?

— Оставьте жену в покое!

— А сын? Где твой сын?

— Не знаю… Я выгнал его из дому. Он грубил мне. Да, да, за грубость… Но какое это имеет отношение к делу?

Ихсан-эфенди огляделся: в передней, казалось, собрались все жители квартала. Здесь были и Мюфит-эфенди, и парикмахер Лятиф, и Хасан Тахсин, и другие. Соседи пялили на него глаза.

— Чего им здесь надо? — разозлился старик. — Выгоните их отсюда!

Толпа стала таять, люди исчезали, как карты из колоды. В комнате осталась только Шехназ. Бедняжка смотрела на него широко раскрытыми, испуганными глазами. На кого он ее оставит? У нее никаких родственников нет. Кто заплатит за квартиру? Кто будет покупать ей украшения, губную помаду, пудру?

— Нет, нет! Вы не имеете права подозревать мою жену. Виноват только я. Арестуйте меня, довольно разговоров!