«Преступник» - [29]

Он остановился. Что бы это могло значить? Рисунок как рисунок, надпись как надпись… Но кто нарисовал? Наверно, Эрол, сын зубного врача. Он вынул носовой платок, стер и рисунок и надпись.

На следующее утро он снова увидел то же самое. На этот раз рисунков и надписей было много, больших и маленьких, и все были на одну и ту же тему.

Джевдет снова стер их.

Так продолжалось несколько дней подряд. Однажды на стене появилась голова с рогами. Глаза обрамляли два овальных круга — очки. Джевдет невольно вспомнил отца. А может быть, все эти рисунки…

Хотя в рисунке, кроме очков, не было никакого сходства с Ихсаном-эфенди, Джевдет был почти убежден, что он касается его отца.

Мальчик снова стер рисунок и пошел к своему дому. Эрол не унимается. Хорошо же!.. Он подкараулит негодяя и набьет ему морду.

Джевдет был очень зол на Эрола, который после него стал верховодить малышами. Он даже подумал вслух:

— Ну погоди же, паскудник! Если это ты малюешь, то берегись!..

Действительно, рисунки и надписи были делом рук Эрола.

И вот сегодня, подойдя с гурьбой ребят к розоватой стене «Перили Конака» и увидев, что рисунки опять стерты, он сказал:

— Значит, так! Хорошо. Сейчас сделаем еще лучше!

Он вынул из кармана мел, нарисовал большой контур головы, ветвистые рога и очки, потом сделал надпись.

— А ну, читайте!

Мальчишки и девчонки из младших классов хором по складам прочитали:

РО-ГО-НО-СЕЦ! ОТЕЦ ДЖЕВ-ДЕ-ТА!

Дочь подрядчика Айла захлопала в ладоши.

— Молодец, Эрол! Здорово нарисовал!

Маленькая девочка с голубыми глазами тихо спросила у своей подружки:

— Что такое рогоносец?

Хотя они были примерно одного возраста, вторая девочка знала больше и объяснила. Голубоглазая девочка застыдилась.

— Значит, у Джевдета такой отец?

— Не отец, а мать.

— Как ей не стыдно! У нас мамы не такие.

— Конечно, наши мамы ведь воспитанные.

Джеврие слышала этот разговор и злилась до слез. С хлебом под мышкой, с небольшим пакетиком маслин в руке она возвращалась из бакалейной лавки. Она хотела стереть рисунок и надпись, но побоялась. Если мальчишки увидят — изобьют до полусмерти.

Джеврие пошла домой. Как бы там ни было, она не должна больше молчать. И вечером, когда Джевдет-аби вернется, она ему все расскажет.

Джевдет и Кости исколесили весь Стамбул. Сначала они съездили к лавочнику-еврею, вернули долги и взяли новый товар.

Жара спа́ла. В начале сентября на небе уже появляются беспокойные облака, большие деревья сгибаются под сильным ветром, на дорогах поднимаются тучи пыли.

После полудня неожиданно полил сильный дождь. Мальчиков он застал у Ениджами[43]. Укрывшись под аркой мечети, они смотрели на косые струи, хлеставшие по крыше рынка. Каждый думал о своем. Кости вспомнил фильм «Великий музыкант», который они смотрели накануне.

— А если бы он не украл? — вдруг спросил Кости.

Джевдет удивленно обернулся.

— Если бы не украл? Что?

— Скрипку, — улыбнулся Кости. — Я о вчерашнем кино.

— Ну, стал бы, наверное, бродягой.

— Какой фильм! А?

— Как раз для тебя!

— Я не спал целую ночь, все думал. Конечно, воровать — никуда не годится, но ведь у него был большой талант. Он украл скрипку. Ну и что же? Что значит одна скрипка для такого большого магазина!

— Конечно. Ничего особенного.

— Пусть даже штук десять украл бы, и то ничего.

— По-моему, такое только в Америке и может быть.

— Да, ты прав, — откликнулся Кости.

— Знаешь, почему у нас нельзя стать Храбрым Томсоном? — спросил Джевдет.

Кости замялся:

— Нет.

Джевдет снисходительно взглянул на друга. Чего тут не знать? Ведь это Америка! Огромные дома в сто, двести, даже триста этажей, змеи, проглатывающие волов, прерии, храбрые техасские ковбои — это и есть Америка! Пройдет еще несколько лет, и они в Америке. А там каждый исполняет свои желания.

— Да здравствует Америка! — воскликнул Джевдет.

— Почему? — удивился Кости.

— Как почему? Вот дурак! Ведь там ты станешь великим тенором!

Великим тенором! Вот это да! У Кости загорелись глаза.

— Да здравствует Америка!

— Тебе, как Жано, будет шестнадцать лет, а мне, как Янику, — четырнадцать или пятнадцать. В картине мальчик украл скрипку, а мы украдем мотоцикл. Он все равно без пользы стоит у одного большого дома.

— Мотоцикл — это тебе не скрипка.

— Какая разница?

— Скрипку легко спрятать, а мотоцикл?

— Ты слушай!..

— Ну ладно, говори!..

— Ты сядешь за руль, а я…

— Как это я сяду — я даже не умею править!

— Подумаешь… Научимся!

— А потом?

— Сначала поедем в наш квартал, захватим с собой Джеврие…

— На мотоцикле туда нельзя. Я вас подожду где-нибудь.

— Хорошо. Я пойду за ней один.

— А куда мы ее посадим?

— Да, верно… Постой, мы украдем мотоцикл с такой штукой… Ну, с коляской!

— Идет, а потом?

— Потом все трое садимся… «тах, тах, тах…» И в Галату[44]. Сядем на корабль.

— С мотоциклом?

— Конечно.

— А пустят?

— Не пустят, но мы заранее подружимся с кем-нибудь из моряков… Ну, с таким, как…

— Хозяин винной лавки в нашем квартале.

— Хотя бы. Знаешь… С трубкой во рту, в полосатой майке, с рыжей бородой, с огромными усами. Наш друг-матрос ночью будет нести вахту. Мы подкатим… Он будет нас ждать и тихонько поднимет краном на палубу!

— Кран ведь очень шумит.

— Ну и что?