«Преступник» - [31]

— Как это «так просто»?

— Ну, с работы. И остановился отдохнуть.

— Иди домой, там и отдыхай!

10

Ничего не изменилось. Проходя каждый день вечером с лотком на шее мимо «Перили Конака», Джевдет старательно стирал ненавистные ему рисунки и надписи. Но на другой день они, словно по волшебству, появлялись снова.

Домой он возвращался поздно. Отец грозил, ругался — он даже не слышал. Мысли его были заняты одним: как отомстить Эролу? Эрол, Айла, Кайхан!.. Ах, если бы его в тот вечер не увидел сторож! Но теперь он должен действовать по-другому. Попадаться нельзя. Ведь все, даже отец, против него.

…В это утро его разбудило пробившееся через занавеску горячее солнце. Еще никогда он не спал так долго.

Лег поздно: всю ночь бродил по кварталу у домов Эрола, Айлы и Кайхана. Несколько раз замахивался камнем. Но так и не бросил его. Побоялся сторожа.

Джевдет вскочил с постели. Потянулся раз, другой, зевнул.

Из кухни послышался голос отца:

— Ты почему опять поздно встаешь?

Джевдет не ответил.

— Шляется до полуночи. Щенок бездомный!.. Смотри, достукаешься!

Джевдет обернулся.

— Ну и что?

— Сукин сын! Не ребенок, а змееныш! — проворчал Ихсан-эфенди, поднимаясь наверх.

Джевдет быстро оделся, поднял лоток. С улицы донеслись веселые мальчишеские голоса. Он подошел к окну. Мимо проходили Эрол и Кайхан. Эрол обернулся, скривил губы и подтолкнул Кайхана:

— Смотри, он!

Кайхан взглянул и засмеялся.

— Эй, чего надо, дурачье? — разозлился Джевдет.

Мальчики остановились.

— Сам дуралей! — сказал Эрол.

— Я?

— Да, ты! Я бы от стыда сгорел, а он еще рожу показывает.

— А чего мне стыдиться?

— Сам знаешь! — ответил Кайхан и изобразил пальцами рога.

Эрол громко рассмеялся.

— Думаешь, стер со стены рожки и уже не сын рогоносца?

Джевдет выбежал из дому.

— Это вы мне говорите?

— А то кому же!

— Ты нарисовал?

— Я, — гордо ответил Эрол.

— Ах, ты?..

Джевдет подскочил к нему, схватил за ворот рубашки и ударил его кулаком в лицо.

Эрол не ожидал нападения. Несколько мгновений он стоял недвижно, потом схватился за нос, увидел кровь и заплакал.

Кайхан бросился на Джевдета, и они вцепились друг в друга.

Эрол вопил на весь квартал. Из окон высовывались люди. Быстро собралась толпа. Прибежал зубной врач в синей шелковой пижаме. Увидев сына в крови, он ужаснулся:

— Вай! Что с тобой, сынок? Кто тебя обидел?

— Джевдет, — ответил Эрол, всхлипывая.

— Почему? За что?

— Мы шли с Кайханом, он выскочил из дому, обругал и стукнул меня.

Кайхана и Джевдета разняли.

У Джевдета тоже текла из носа кровь, но он молчал. Не произнес ни слова даже тогда, когда Эрол соврал. Ведь и он не скажет правду. Рогоносец! Как он произнесет это слово? Нет, пусть его лучше убьют или повесят, но он будет молчать.

Обитателям квартала представился новый случай позлословить об Ихсане-эфенди.

— Он, кроме молодой жены, никого слушать не хочет!

— Рогоносец!

— Надо сообщить в полицию. Безобразие! Пусть ответит!

— Пойдите, господин доктор, в полицию. Мы подтвердим.

— Да, ваш сын совсем не виноват.

Прибежал запыхавшийся Ихсан-эфенди. Ах, какая неприятность! Ну, конечно, опять виноват его сын. Эти косые взгляды… И на кого, паршивец, поднял руку? На сына одного из видных лидеров его партии!

— Да проклянет тебя аллах! — набросился он на Джевдета. — Негодный мальчишка!

Джевдет упал на землю. Ихсан-эфенди с ожесточением пинал его, таскал за волосы.

Никто не вмешивался.

Но вот Джевдет вскочил на ноги и вмиг исчез за углом «Перили Конака».

— Послушай, Ихсан-эфенди, — сказал зубной врач, — я это так не оставлю. Кто ты такой, чтобы твой сын бил моего?

Ихсан-эфенди готов был провалиться сквозь землю.

— Господин, господин мой… — пробормотал он, согнувшись в поклоне.

— Пьянствовать находит время, — покачал головой Мюфит-эфенди, — а для сына не выберет.

Все заволновались:

— Вот бедняга, ни с женой, ни с сыном не может сладить!

— Где там сына воспитывать! До того ли?

— Он позорит наш квартал!

Ихсан-эфенди, казалось, сразу постарел на десять-пятнадцать лет. Глаза запали, лицо сморщилось, голова дрожала. Он молчал. Что он мог ответить? Жена оказалась права. О них пошли сплетни.

Зубной врач взял Эрола за руку и пригрозил:

— Ну подождите! Я вам покажу!

Ихсан-эфенди долго смотрел ему вслед, потом медленно, пошатываясь, побрел к своему дому.

Погиб, совсем погиб!

Люди у «Перили Конака» смеялись, бранились, свистели. В дверях он бросился к жене и, как ребенок, разрыдался.

— Замолчи, — сказала Шехназ. — Пропади они все пропадом! Я тебе говорила, пойдут сплетни. Ты и слушать не хотел. А вышло по-моему! Ну, хватит, успокойся, пойдем наверх!

Она взяла старика под руку, втащила его по лестнице в переднюю, усадила на стул, принесла одеколон, побрызгала на лицо и стала растирать ему виски.

— Я знала, что так будет. Черт бы их всех побрал, чтоб у них глаза полопались, проклятые!

Пришла расстроенная мать Адема.

— Аллах, аллах! Сколько, оказывается, у нас врагов!

— Я знала, что так будет, — повторила Шехназ, — я ему говорила: смотри, чтобы потом люди не сказали худого. Вот вам, пожалуйста.

Ихсан-эфенди беззвучно плакал.

— Негодный мальчишка! Совсем не жалеет отца, — вздохнула мать Адема.

— Плачь не плачь, — добавила Шехназ, — а лучше он не станет. Я уж и слово ему сказать боюсь. Подумать только, мальчики спокойно шли своей дорогой…