Предчувствие [заметки]
1
(Пора прибегнуть к помощи сносок.) Сложно поверить, но электронные устройства, словно всеохватная зараза, уже успеют добраться даже до столь захолустных мест.
2
Эти воспоминания вдруг перебьет оклик бабушки (и вся невнятность связанных со временем правил): «Иди уже обедать! Сбегут от тебя, что ли, эти книжки?»
3
Тут необходимо объясниться. Признаем совершенную выше ошибку. Путешествие без книг лишит нас всякой возможности найти Петру какое-либо занятие на время этой поездки. И хотя мы совсем не в восторге от выстраивающегося здесь довольно-таки топорного противопоставления аристократичного (на свой лад) юноши и глупых простолюдинов, кроме чтения, увы, здесь ничто явно не придет на выручку. Помилуйте, не сажать же его за игру в карты! Это будет равносильно тому, чтобы посадить в лужу. Поэтому, пока не поздно, поправимся: в последний момент он все-таки захватит из своей домашней библиотеки несколько попавшихся под руку изданий. Простите за эту оплошность, но попробуем отыскать в ней определенную пользу: как знать, вдруг этими извилистыми тропами мы мало-помалу приблизимся к противоречивому внутреннему миру героя? Конечно, не настолько, чтобы отождествлять себя с ним (скорее осознаем вопиющую наивность этого занятия), и все же мы вот-вот привыкнем к нему, понадобится лишь толика терпения. Да, наши неловкие попытки подступиться к его нутру постепенно обретут уверенность! Оригинальный характер, претерпев множество испытаний, выкристаллизуется на изнанке нашей памяти! Мы начнем узнавать его походку даже в сумерках, даже в самых многолюдных местах! И все же, надо думать, еще не раз испытаем удивление при встрече с ним. Не так-то легко вырваться из силков разрастающейся сноски, но соберем волю в кулак, пресечем пустое многословие и вернемся к основному тексту.
4
Про такого персонажа уместно сказать: не думающий о завтрашнем дне, умеющий беззаботно наслаждаться сиюминутностью.
5
Довольно скоро выяснится, что все они – врачи, но пока это секрет.
6
Черт побери, в каком веке все это будет происходить?!
7
Место для них найдется разве что в звукоподражательной сноске: «Э-э-э… М-м-м… Л-л-л… А-а-а…» Как-то так.
8
Задача и вправду весьма непростая. Чтобы решить ее, нам потребуется некоторое время.
9
Не протестуйте, мы и сами обескуражены!
10
Впору считать, что в наше повествование проник мультипликационный герой. Но как быть, если внешность именно такова?
11
Примем этот обратный алфавитному порядок.
12
На этот раз, напротив, предпочтем алфавитный порядок хронологическому или какому-либо другому (если, конечно, это порядок).
13
Боже праведный, сколько мрачного ликования в этих восклицательных знаках!
14
В какой именно момент Петра настигнет сон? Застанет ли он распитие коньяка? Присоединится ли в последний момент к докторской пирушке? Напьется ли в одиночестве, вернувшись назад лишь после закрытия вагона-ресторана? Ни с того ни с сего превратится в жалкого сомнамбулу? Вы правы, вопросов здесь больше, чем ответов.
15
Постараемся впредь поменьше расстраивать нашего героя.
16
В столичной литературной среде необязательно работать всю жизнь в одном жанре, но во избежание лишней путаницы лучше сразу определиться со своим основным призванием – проза, стихи, пьесы и т. д.
17
Споры о правомерности использования мужского рода в подобных случаях вряд ли когда-нибудь закончатся.
18
Невероятно, но так.
19
Заменяющая плюмаж черная лента на его канотье отчего-то напомнит траурную, по-видимому предвещая грядущие события. Они так печальны, что до поры не будем приближать их.
20
Позвольте нам время от времени отвлекаться на невинные шутки, но сейчас, вдоволь поострив, мы воздержимся от хохмы про Александра Блока.
21
Больше всех, однако, ужаснется поджавший лапки паук, ведь его ажурный дворец едва не окажется разрушен.
22
Он слегка запнется на этих стоящих вплотную друг к другу «у».
23
Надо сказать, не все заметят разницу в произношении. Подавляющему большинству послышится тавтологично-комичное заявление «не Борис, а Борис». В любом случае ведущий, занятый нанесением на губы гигиенической помады, никак не отреагирует на робкую придирку.
24
Преследуя в чем-то схожие цели, воздержимся и мы от изложения подробной биографии поэта Небова, невзирая на то что история его литературных побед легко уложится в один абзац. Желающие смогут ознакомиться с указанной биографической справкой на страницах журнала «Рдеющая смоковница» (выпуск № 2).
25
Почему-то малейшая подготовка к декламации собственных текстов всегда будет казаться поэтам шагом на территорию актерства и фальши, едва ли не сделкой с дьяволом, которой они сознательно предпочтут искреннее бурчание – монотонный лепет, идущий из самой глубины сердца. Пожалуй, эта привычка способна кое-что прояснить в нашем желании сорвать с них туники и хорошенько отхлестать мерзавцев лавровыми венками. Но сумеет ли это заткнуть их?
26
Не приставайте с вопросами, откуда у провинциала переводческие способности. Прилежность, усердие, везение – мало ли что еще.
27
Петру захочется возразить, напомнив о способности мыслить непрозвучавший звук, но он промолчит.
28
Здесь цезура.
29
Здесь нужна ремарка «Указывая на горы оборудования» или «Повернувшись к загромождающим пространство процессорам, микрофонам, компьютерам, соседствующим с допотопными кассетными деками и драм-машинами».
30
А именно Эльдара Максимовича Лигвецрейтера-Шумовского, главного редактора достопочтенного журнала.
31
Ремарка: «Общий смех».
32
А именно Лигвецрейтер-Шумовской.
33
От фрагментов «Блеска в глазах» мы воздержимся, но для полноты картины невозможно не привести хотя бы парочку моностихов фельетониста Жоржа Ящикова. Вот первое одностишие из цикла «Французские философы», озаглавленное «Фламель»: «Николя ни дворя». Вот второе, озаглавленное «Ризома»: «Жиль-Быль Делёз». Остальные стихи – по подписке.
34
В сотый раз сделаем вид, что судорожно прокручивать стрелки часов – не единственная наша потребность.
35
Не вдаваясь в ненужные подробности, отметим, что карьеру Лигвецрейтера-Шумовского бесславно подкосит алкогольная истерика.
36
А как же Георгий Шалвович? – спросите вы. Неужели он не вступится за своего соратника?! Сообщим же наиболее любознательным и дотошным читателям: увы, нет. Ведь олигарху донесут об отвратительной привычке «друга» за глаза называть его Скунсом. От грома и молний беднягу спасет только новое увлечение Гоши – метание ядра, которому он, забросив поэзию, отныне посвятит все свободные часы. Впрочем, злые языки будут поговаривать, что какой-нибудь из этих свинцовых шаров в один прекрасный день непременно угодит в голову Шакуршинова. Между тем дальновидный Гончарски сообщит Скунскому, что страницы журнала всегда открыты для его новых текстов.
37
На всякий случай уточним: в том числе, конечно же, и им самим, несмотря на звучные отрицания.
38
Он действительно откажется от этого заголовка для романа. Буквально через мгновение.
39
Здесь, в этой комнате. У него же пока нет намерений покидать ее.
«Пустырь» – третий роман Анатолия Рясова, написанный в традициях русской метафизической прозы. В центре сюжета – жизнь заброшенной деревни, повседневность которой оказывается нарушена появлением блаженного бродяги. Его близость к безумию и стоящая за ним тайна обусловливают взаимоотношения между другими символическими фигурами романа, среди которых – священник, кузнец, юродивый и учительница. В романе Анатолия Рясова такие философские категории, как «пустота», «трансгрессия», «гул языка» предстают в русском контексте.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Прелюдия. Homo innatus» — второй роман Анатолия Рясова.Мрачно-абсурдная эстетика, пересекающаяся с художественным пространством театральных и концертных выступлений «Кафтана смеха». Сквозь внешние мрак и безысходность пробивается образ традиционного алхимического преображения личности…
Что нового можно «услышать», если прислушиваться к звуку из пространства философии? Почему исследование проблем звука оказалось ограничено сферами науки и искусства, а чаще и вовсе не покидает территории техники? Эти вопросы стали отправными точками книги Анатолия Рясова, исследователя, сочетающего философский анализ с многолетней звукорежиссерской практикой и руководством музыкальными студиями киноконцерна «Мосфильм». Обращаясь к концепциям Мартина Хайдеггера, Жака Деррида, Жан-Люка Нанси и Младена Долара, автор рассматривает звук и вслушивание как точки пересечения семиотического, психоаналитического и феноменологического дискурсов, но одновременно – как загадочные лакуны в истории мысли.
«В молчании» – это повествование, главный герой которого безмолвствует на протяжении почти всего текста. Едва ли не единственное его занятие – вслушивание в гул моря, в котором раскрываются мир и начала языка. Но молчание внезапно проявляется как насыщенная эмоциями область мысли, а предельно нейтральный, «белый» стиль постепенно переходит в биографические воспоминания. Или, вернее, невозможность ясно вспомнить мать, детство, даже относительно недавние события. Повесть дополняют несколько прозаических миниатюр, также исследующих взаимоотношения между речью и безмолвием, детством и старостью, философией и художественной литературой.
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Когда твой парень общается со своей бывшей, интеллектуальной красоткой, звездой Инстаграма и тонкой столичной штучкой, – как здесь не ревновать? Вот Юханна и ревнует. Не спит ночами, просматривает фотографии Норы, закатывает Эмилю громкие скандалы. И отравляет, отравляет себя и свои отношения. Да и все вокруг тоже. «Гори, Осло, гори» – автобиографический роман молодой шведской писательницы о любовном треугольнике между тремя людьми и тремя скандинавскими столицами: Юханной из Стокгольма, Эмилем из Копенгагена и Норой из Осло.
Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.
Французская романистка Карин Тюиль, выпустившая более десяти успешных книг, стала по-настоящему знаменитой с выходом в 2019 году романа «Дела человеческие», в центре которого громкий судебный процесс об изнасиловании и «серой зоне» согласия. На наших глазах расстается блестящая парижская пара – популярный телеведущий, любимец публики Жан Фарель и его жена Клер, известная журналистка, отстаивающая права женщин. Надлом происходит и в другой семье: лицейский преподаватель Адам Визман теряет голову от любви к Клер, отвечающей ему взаимностью.
Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.
Апрель девяносто первого. После смерти родителей студент консерватории Тео становится опекуном своего младшего брата и сестры. Спустя десять лет все трое по-прежнему тесно привязаны друг к другу сложными и порой мучительными узами. Когда один из них испытывает творческий кризис, остальные пытаются ему помочь. Невинная детская игра, перенесенная в плоскость взрослых тем, грозит обернуться трагедией, но брат и сестра готовы на всё, чтобы вернуть близкому человеку вдохновение.