Праздник ожидания праздника - [15]

Но вот распахнулась дверь, и докторша вместе с этой Галочкой вошли в

класс. Докторша сказала, что так, мол, и так, надо ребятам делать уколы.

-- Если это необходимо именно сейчас, -- сказал Харлампий Диогенович,

мельком взглянув на меня, -- я не могу возражать. Авдеенко, на место, -кивнул он Шурику.

Шурик положил мел и пошел на место, продолжая делать вид, что вспоминает решение задачи.

Класс заволновался, но Харлампий Диогенович приподнял брови, и все

притихли. Он положил в карман свой блокнотик, закрыл журнал и уступил место

докторше. Сам он присел рядом за парту. Оп казался

грустным и немного

обиженным.

Доктор и девчонка раскрыли свои чемоданчики и стали раскладывать на

столе баночки, бутылочки и враждебно сверкающие инструменты.

-- Ну, кто из вас самый смелый? -- сказала докторша, хищно высосав

лекарство иглой и теперь держа эту иглу острием кверху,

чтобы лекарство не

вылилось.

Она это сказала весело, но никто не улыбнулся, все смотрели на иглу.

-- Будем вызывать по списку, -- сказал Харлампий Диогенович, -- потому

что здесь сплошные герои. Он раскрыл журнал.

-- Авдеенко, -- сказал Харлампий Диогенович и поднял голову.

Класс нервно засмеялся. Докторша тоже улыбнулась, хотя и не понимала, почему мы смеемся.

Авдеенко подошел к столу, длинный, нескладный, и по липу его было

видно, что он так и не решил, что лучше, получить двойку

или идти первым на

укол.

Он заголил рубаху и теперь стоял спиной к докторше, все такой же

нескладный и не решивший, что же лучше. И потом, когда укол сделали, он не

обрадовался, хотя теперь весь класс ему завидовал.

Алик Комаров все больше и больше бледнел. Подходила его очередь. И хотя

он продолжал держать свои руки на промокашке, видно, это ему не помогало.

Я старался как-нибудь его расхрабрить, но ничего не получалось. С

каждой минутой он делался все строже и бледней. Он не отрываясь смотрел на докторскую иглу.

-- Отвернись и не смотри, -- говорил я ему.

-- Я не могу отвернуться, -- отвечал он затравленным шепотом.

-- Сначала будет не так больно. Главная боль, когда будут впускать лекарство, -- подготавливал я его.

-- Я худой, -- шептал он мне в ответ, едва шевеля белыми губами, -- мне будет очень больно.

-- Ничего, -- отвечал я, -- лишь бы в кость не попала иголка.

-- У меня одни кости, -- отчаянно шептал он, -обязательно попадут.

-- А ты расслабься,-- говорил я ему, похлопывая его по спине, -- тогда не попадут.

Спина его от напряжения была твердая, как доска.

-- Я и так слабый, -- отвечал он, ничего не понимая, -- я малокровный.

-- Худые не бывают малокровными, -- строго возразил я ему. -Малокровными бывают малярики, потому что малярия сосет кровь.

У меня была хроническая малярия, и, сколько доктора ни лечили, ничего

не могли поделать с ней. Я немного гордился своей неизлечимой малярией.

К тому времени, как Алика вызвали, он был совсем готов. Я думаю, он

даже не соображал, куда идет и зачем.

Теперь он стоял спиной к докторше, бледный, с остекленевшими глазами,

и, когда ему сделали укол, он внезапно побелел как смерть, хотя, казалось,

дальше бледнеть некуда. Он так побледнел, что на лице его выступили

веснушки, как будто откуда-то выпрыгнули. Раньше никто и не думал, что он

веснушчатый. На всякий случай я решил запомнить, что у него есть скрытые

веснушки. Это могло пригодиться, хотя я и не знал пока, для чего.

После укола он чуть не свалился, но докторша его удержала и посадила на

стул. Глаза у него закатились, мы все испугались, что он умирает.

-- "Скорую помощь"! -- закричал я. -- Побегу позвоню!

Харлампий Диогенович гневно посмотрел на меня, а докторша ловко

подсунула ему под нос флакончик. Конечно, не Харлампию Диогеновичу, а Алику.

Он сначала не открывал глаза, а потом вдруг вскочил и деловито пошел на

свое место, как будто не он только что умирал.

-- Даже не почувствовал, -- сказал я, когда мне сделали укол, хотя прекрасно все почувствовал.

-- Молодец, малярик, -- сказала докторша. Помощница ее быстро и

небрежно протерла мне спину после укола. Видно было, что она все еще злится

на меня за то, что я их не пустил в пятый "А".

-- Еще потрите, -- сказал я, -- надо, чтобы лекарство разошлось.

Она с ненавистью дотерла мне спину. Холодное прикосновение

проспиртованной ваты было приятно, а то, что она злится на меня и все-таки

вынуждена протирать мне спину, было еще приятней.

Наконец все кончилось. Докторша со своей Галочкой собрали чемоданчики и

ушли. После них в классе остался приятный запах спирта и неприятный

лекарства. Ученики сидели, поеживаясь, осторожно пробуя лопатками место

укола и переговариваясь на правах пострадавших.

-- Откройте окно, -- сказал Харлампий Диогенович, занимая свое место.

Он хотел, чтобы с запахом лекарства из класса вышел дух больничной свободы.

Он вынул четки и задумчиво перебирал желтые бусины. До конца урока

оставалось немного времени. В такие промежутки он обычно рассказывал нам

что-нибудь поучительное и древнегреческое.

-- Как известно из древнегреческой мифологии, Геракл совершил

двенадцать подвигов, -- сказал он и остановился. Щелк, щелк -- перебрал он

две бусины справа налево. -- Один молодой человек захотел исправить

греческую мифологию, -- добавил он и опять остановился. Щелк, щелк.