Православие и Культура - [14]

Надо понятъ самую идею теократіи, какъ надежду осуществить Царство Божіе, минуя внутреннюю сферу въ человѣкѣ, минуя начало свободы въ немъ, — чтобы понять и то, что свѣтская культура Запада была и есть въ сущности не что иное, какъ р е акція христіанскаго духа свободы противъ средневѣковой культуры. Но эта реакція неизбѣжно принимала форму борьбы съ церковью, отсюда прежде всего внѣцерковный и антицерковный характеръ свѣтской культуры и отсюда основное, явленіе ея — секуляризація, т. е. возникновеніе независимыхъ отъ церкви, самостоятельныхъ сферъ культурнаго творчества, распадъ изначальной цѣлостности исторической активности. «Свободная» философія и наука, «автономная» этика и эстетика, «религіозный нейтралитетъ» государства и хозяйства и наконецъ превращеніе религіозной жизни въ нѣчто совершенно субъективное и интимное, въ подлинную «Ргіѵаtsache», — вотъ основныя черты свѣтской культуры Запада, опредѣлившіяся въ итогѣ распада средневѣковой культуры…

Реформація, какъ выраженіе той же реакціи начала христіанской свободы, сразу встала въ иное отношеніе къ историческому процессу, къ исторической эмпиріи. Сохраняя идею «церковной культуры», реформація[2]) рѣшительно отказалась отъ теократическихъ путей католичества; какъ выражается въ одномъ своемъ этюдѣ Тroeltsch, на мѣсто теократіи протестантизмъ поставилъ «библіократію», вѣру въ чудесную силу слова Божьяго въ человѣческой душѣ. Отходя отъ внѣшнихъ путей католичества, протестантизмъ понялъ завѣтъ Христа о внутреннемъ и свободномъ къ нему обращеніи атомистически, — и здѣсь источникъ того глубокаго разложенія церковности, которое мы находимъ въ протестантизмѣ и которое низводитъ начало церковности изъ метафизической плоскости въ соціально психологическую. Постепенное угасаніе церковности, угасаніе идеи церковной культуры находилось поэтому въ глубокой связи съ процессомъ секуляризаціи, съ признаніемъ автономныхъ сферъ культурнаго творчества. Нѣтъ ничего удивительнаго, что у Канта, который въ своей философіи столь глубоко связанъ съ протестантизмомъ, религія уже не является основой духовной жизни, а наоборотъ сама находитъ свою основу въ «автономной» этикѣ…

Православіе, не всегда чуждое психологическимъ предпосылкамъ теократіи, рѣшительно и глубоко было однако чуждо ея идеологіи, оставалось всегда вѣрно благовѣстію Христову о томъ, что «Царство Божіе не придетъ примѣтнымъ образомъ». Сущность отношеній церкви къ государству, къ культурѣ, къ историческому творчеству въ Православіи опредѣляется тѣмъ, что Церковь молится за власть, за весь христіанскій міръ, благословляетъ творчество во всѣхъ направленіяхъ, всѣми силами содѣйствуетъ преображенію жизни извнутри. Это обрекаетъ Церковь на внѣшнее «безсиліе», ибо не ищетъ Церковь внѣшняго себѣ подчиненія исторической стихіи: путь Церкви не въ теократіи, а въ преображеніи жизни извнутри, и чѣмъ рѣшительнѣе освобождается Церковь отъ соблазна внѣшняго дѣйсгвованія (который не разъ психологически овладѣвалъ церковью, но никогда не омрачалъ идеологически чистоты благовѣстія Христа въ церковномъ сознаніи), тѣмъ напряженнѣе ея мистическая активность, тѣмъ глубже, тѣмъ сосредоточеннѣе въ ней внутреннее дѣланіе. Такъ, если даже неглубоко заглянуть въ душу вѣрующаго русскаго человѣка въ наши дни, то легко убѣдиться, какой небывалой напряженности и силы достигаетъ внутренняя работа Церкви … Бытъ можетъ, не близки внѣшніе плоды этой работы Церкви, быть можетъ ее вообще трудно учесть, но въ той страшной болѣзни, которой заболѣла Россія не столько за себя, сколько за другіе народы, въ томъ страшномъ физическомъ истощеніи и вымираніи, которое претерпѣваетъ наша родина, духъ ея, собранный въ Церкви, не слабѣетъ, а мужаетъ, чистота и сила религіозной жизни крѣпнутъ, и сколько подлиннаго подвижничества и мученичества проявила наша церковь… Въ правдѣ — наша церковная сила, въ вѣрномъ и беззавѣтномъ слѣдованіи Христу — наша историческая активность…

Не безсильно, не внѣисторично, не чуждо культурному творчеству Православіе, но оно идетъ другими путями, чѣмъ шелъ христіанскій Западъ, оно ищетъ не прямого внѣшняго себѣ подчиненія историческаго матеріала, а преображенія человѣческой души и культуры, и з в н у т р и. Бытъ можетъ провиденціально нужна была и внѣшняя культура теократическаго средневѣковья, и самый распадъ духовной цѣлостности, внутренняго духовнаго единства на Западѣ есть тоже провиденціально нужная ступень къ тому, чтобы засіяло на Западѣ Христово ученіе въ его цѣлостности и полнотѣ. Но для насъ, православныхъ, ясна правда нашего пути, — и чѣмъ лучше осознаемъ мы культуру Запада, какъ выросшую на основѣ католичества, въ своихъ противорѣчіяхъ, въ своемъ внутреннемъ распадѣ восходящую къ тому пониманію христіанства, которое дало католичество, тѣмъ глубже понимаемъ мы необходимость построенія культуры на началахъ Православія. Мы всѣ переживаемъ періодъ, когда западная культура еще уживается въ насъ съ православнымъ сознаніемъ, но близокъ часъ, когда наконецъ мы осознаемъ ихъ глубокую во многомъ разнородность. Проблема православной культуры встаетъ передъ нами во всей своей исторической неустранимости, и мы начинаемъ понимать, что и тѣ умы въ Россіи, которые, подобно Чаадаеву, склонялись къ католичеству, за слабымъ развитіемъ православной культуры, что они въ сущности стоя ли именно передъ этой проблем о й . Новымъ свѣтомъ освѣщается для насъ этотъ уходъ ихъ «въ страну далеку», новые стимулы находимъ мы въ этомъ для напряженной работы …