Правила склонения личных местоимений - [49]

Катя недоумевает и начинает зачем-то перечислять мне каких-то теть и дядь. Она зачем-то начинает называть их имена, и это меня просто взрывает.

— Какого хрена они приперлись! — кричу я на Катю. — Где они были эти два года?! Три года, черт! Где были все эти твои дяди и тети! Я никого из них в глаза не видел! Ни хрена мама была им не нужна, а теперь они приперлись и ноют еще!

Тут меня уже пытается успокоить Наташа, но тоже зря. Взорвалось, так взорвалось. Теперь главное отойти, чтобы взрывной волной не накрыло. Но Миронова, кажется, об этом не знает, поэтому кладет мне руку на плечо и начинает что-то говорить.

— Наташ, ты, вообще, не лезь! — обрываю я. — Это наши семейные дела, — и снова обращаюсь к Кате. — Кто-нибудь из них, — я указываю на комнату, где за столом расселись все эти дяди и тети. — Хоть раз за все это время позвонил? Кто-нибудь хоть поинтересовался, вообще, как она? В больницу к ней кто-нибудь пришел? Спросил, как Ксюшка? Ни хрена! А теперь какого черта они приперлись на ее похороны?!

Меня раздирает, конечно, от возмущения и злости. Да что там, я все это время думал, что у нас и родственников-то нет, а тут понаехало — хоть лопатой грузи. И главное, фиг с ней с помощью и с поддержкой! Не надо этого — мы сами справимся. Но хоть бы открытку вшивую к Новому году разок прислали!

Пока я думаю обо всем этом и изо всех сил борюсь с желанием выгнать всю эту родню к чертовой матери, в комнату входит майор.

— Ты что это разорался? — спрашивает он, видимо, у меня.

Я стискиваю зубы и смотрю на него.

— Хватит орать! — продолжает он. — Успокаивайся! Люди кругом.

— Да пошел ты! — говорю шепотом.

Его это, естественно, раздражает. Он бы и готов уже меня ударить, но тут же кругом столько народу. И как раз какая-то, видимо, наша тетушка подходит. И лицо у нее такое скорбное, как будто она и в самом деле потеряла близкого человека.

— Рома! — тянет она. — Как же ты вырос!

— Вы кто? — спрашиваю я.

— Ты, наверное, меня не помнишь.

— А должен?

— Ты совсем маленький был. — она так ласково говорит, что меня сейчас вырвет. — Я тетя Вера.

— Нет, — я поднимаю на нее глаза. — Веры у нас давно нет.

— Что? — она явно не понимает, о чем я.

— Ну, надежда еще оставалась, — поясняю я. — А веры уже давно нет, так что вы ошиблись, наверное, вам в другую квартиру.

Тетушка горько вздыхает и уходит. Майор говорит мне, чтобы завтра я был готов к часу дня. Он говорит, что мы поедем куда-то. Я ничего не отвечаю. Я снова закрываюсь в комнате с Ксюшкой и с Наташей.

2

Мы с майором едем в какую-то частную клинику. Мы едем, чтобы сделать тест на определение отцовства. Прямо на следующий день после похорон. Какая же ты сука, майор!

Я всю дорогу не произношу ни слова. Это самая унизительная процедура. Мне в рот тычут какой-то палочкой, что-то скребут, и от этого прям тошнит. И медсестра еще так на меня смотрит, не понятно, то ли с жалостью, то ли торжествующе. По ее глазам трудно сказать точно, а остальное лицо скрыто повязкой.

После меня в кабинет заходит майор, и я слышу через дверь его разговор с врачом.

— Когда будут результаты?

— Через неделю, — вежливо отвечает доктор.

— А побыстрее можно? — майор так не терпелив!

— Срочный анализ стоит дороже, — сообщает врач.

— Это не проблема.

Надо же, майор на меня денег не жалеет! Вот он какой, а я неблагодарная сволочь, не ценю его заботу. Впрочем, я же ему не сын, и очень скоро мы сможем в этом убедиться.

Естественно, из больницы мне приходится добираться самому. Дальше полномочия майора не распространяются. И как назло, у меня ни копейки денег! Просто подстава! Как так вышло, что я не взял с собой ничего! Шарю по карманам, потом опускаюсь прямо на бордюр и звоню Мироновой.

— Наташ, — тихо говорю я в трубку, — что делаешь?

— Из школы домой иду, — растеряно и также тихо отвечает она.

— Забери меня.

— Откуда забрать? Как? Ром, ты что?

— Я в этой клинике, — поднимаю голову и диктую адрес. — Возьми такси. У тебя деньги есть? Я потом отдам…

— Перестань! — перебивает Наташа. — Я сейчас приеду.

И она приезжает. Приезжает очень быстро. Так быстро, что я успеваю выкурить всего три сигареты. Как только Миронова выходит из машины, я подбегаю и обнимаю ее. Я утыкаюсь ей в плечо и, наконец, плачу. Я держался три дня, и вот, наконец, настал предел.

— У меня никого нет, кроме тебя, Наташ! — говорю я ей на ухо.

— У тебя есть Ксюшка! — успокаивает Миронова.

— Нет, — отвечаю. — Больше нет. Больше никого нет. Не бросай меня, пожалуйста!

Мы садимся в машину и едем ко мне. Там, конечно, Катя, но мне наплевать. Мне не так долго осталось в этой квартире жить. Дня три, думаю. Пять — в лучшем случае. Куда потом? Хороший вопрос. Придумать бы такой же хороший ответ!

Моей старшей сестры дома не оказывается, так что я несказанно рад тому, что у нас с Наташей есть некоторое время.

— И что теперь? — спрашивает Миронова, после того как я рассказываю ей всю эту дурацкую историю с тестом на установление отцовства.

— Я не знаю. — отвечаю и целую Наташу в губы. — Не хочу говорить об этом.

Мы занимаемся любовью и валяемся в кровати до тех пор, пока ни приходит время идти в садик за Ксюшкой.