Правила склонения личных местоимений - [29]

Шрифт
Интервал

Но истерика только усиливается, и тут в туалет входит Дашка Конкина.

— Веригин! — ржет она. — Ты что тут делаешь? Дверью ошибся?

— Отвали! — бросаю я.

— Да это ты отвали! — ржет Дашка. — Что у вас тут за истерики?!

Я смотрю на Конкину, оглядываясь через плечо, и скрепя зубами от злости, еще раз грубо посылаю ее подальше. Потом беру Наташу за руку, поднимаю с пола и тащу за собой.

— Что ты делаешь? — пытается вырваться она.

— Не то место ты выбрала, чтобы плакать. Пойдем отсюда!

Я вывожу Наташу на воздух, и мы долго идем по улице, отдаляясь от школы. Мы просто молчим всю дорогу. Когда она немного успокаивается и вытирает слезы, я предлагаю пойти в кафе. Я знаю одну неплохую кофейню. Это заведение находится далековато от школы, поэтому встретить там кого-то из класса нет никаких шансов. Я ловлю такси, и мы с Наташей едем минут пятнадцать.

Я заказываю два капучино и пирожное для Наташи. Еще какое-то время Миронова молчит, потом окончательно успокаивается и спрашивает, почему я заступаюсь за нее. Я пожимаю плечами.

— Я ВИЧ-положительная, — снова нарушает молчание Наташа. — И это, правда, не то же самое, что СПИД. Просто, чтобы ты знал…

— Я знаю, — перебиваю.

— Спасибо тебе, Ром… — почти шепотом произносит она.

— Да не за что! — снова не даю договорить я. — Они все дебилы просто. Не обращай внимания.

— Просто никто ни фига не знает, и все боятся. Всегда так…

— Я не боюсь, — говорю и беру Наташу за руку.

Миронова аж цепенеет от моего прикосновения и устремляет на меня свои голубые глаза.

— Почему? — спрашивает она.

— Потому что я все знаю об этом.

— Откуда знаешь?

— У моей мамы СПИД, — отвечаю и тут же утыкаюсь в окно.

Совершенно не ожидал, что скажу это. Просто я впервые за долгое время сказал правду о своей матери. Несколько секунд смотрю на проходящих людей, а потом словно выхожу из комы и как будто получаю электрический разряд от самого себя.

— Только не говори никому, — уточняю очень серьезно.

Наташа быстро кивает и опускает глаза.

— И давно?

— Ну, — растягиваю слова, — скажем так, болеет она дольше, чем ей осталось.

— Прости, — говорит Наташа. — И что, никто не знает?

— Нет, не знает.

— Как же ты умудряешься скрывать это?

— Потом как-нибудь расскажу. А как ты умудрилась проболтаться?

Наташа отводит взгляд. Не хочет говорить. Не доверяет. Понимаю и все думаю, как же так вышло, что я сказал Наташе про маму. Просто само собой вылетело. Наверное, я хотел как-то подбодрить ее, поддержать. Да уж, подбодрил! По-моему, только хуже сделал. Теперь еще не хватало, чтобы она меня жалеть начала.

— Я была как-то на пляже… — неожиданно начинает Наташа, и я внимательно ловлю каждое слово. — Мы были вместе с родителями, и я наступила на шприц. Игла воткнулась мне прямо в ступню. Мама с папой тогда перепугались и сразу повели меня к врачу. Но в больнице сказали, чтобы мы на всякий случай пришли еще раз через пару месяца… Ну вот, — продолжает Наташа. — А потом мы пришли, и у меня оказалось… В общем, я заразилась.

Я смотрю на Наташу и думаю, какая-то нелепая история.

— А твоя мама? — вдруг прерывает мои рассуждения Миронова. — Как она заболела?

— Трахалась со всеми подряд. И кололась всякой дрянью.

После этого мы надолго замолкаем — не умею я поддерживать разговоры.

8

Теперь Наташа всегда сидит со мной. В последнее время ее вроде не трогают. Вроде, потому что нет-нет, да полетит в ее сторону скомканная бумажка. Но так чтобы по-крупному, как раньше, с оскорблениями и травлей — нет. Это закончилось, наверное, когда я чуть не свернул Иглину шею прямо в классе. Он в очередной раз тогда позволил себе отпустить жестокую шутку в адрес Наташи и круто переборщил с сарказмом. Я подошел к нему, схватил за шею и с такой силой прижал к парте, что Стас чуть не проломил ее своей башкой. Я сказал, что если еще хоть слово из его поганого рта в адрес Мироновой вылетит, я ему все что можно переломаю и язык вырву. Вот после этого от Наташи и отстали. Чувствуется, конечно, напряжение и постоянный прессинг, но, по крайней мере, в открытую эти уроды больше не выступают.

Сегодня на биологии мне приходит СМС от Юли: «Давно не виделись. Может, зайдешь?». Я набираю ответ: «Не знаю пока. Давай позже». Потом у нас завязывается настоящая переписка. Так, ни о чем, но помогает убить время и отвлечься от болтовни учителя.

— Это твоя девушка? — неожиданно спрашивает Наташа и кивает на телефон.

Не то чтобы она заглядывает мне в мобильник. Да не то чтобы я так уж сильно пытаюсь что-то от нее скрыть.

— Нет, — отвечаю и расплываюсь в улыбке. — Так, знакомая.

— Но у тебя ведь есть девушка? — продолжает Наташа.

— Нет. Я для этого не создан, наверное.

Наташа хихикает и прикрывает рот ладонью, чтобы не рассмеяться.

— Что? — как будто недовольно спрашиваю я.

— Ничего! — отвечает Миронова. — Ты смешной.

Я смотрю на Наташу. Не имеет значения, что она говорит, главное — мне нравится, когда она смеется. Если мои глупые высказывания заставляют ее улыбаться и веселят, то я готов повторять их целыми днями.

Мы еще несколько минут болтаем вполголоса и смеемся, пока учитель не делает нам замечание. Тогда Наташа моментально затихает. Конечно, она ведь еще и учится хорошо. И это меня в ней восхищает, наверное, больше всего. Я бы в ее положении точно давно бы на все забил. Уж точно я забил бы на эту школу и на оценки. Хотя я не в ее положении, но все равно забил, так что я какой-то неудачный пример, как ни крути.


Еще от автора Катя Райт
Отторжение

Главные герои этой книги — подростки. Они проходят через серьезные испытания в жизни, через страх, боль, чувство вины и предательство. Они рассуждают о настоящей смелости, о необходимости вписываться в общество, о поиске себя. Их миры сталкиваются, как планеты, случайно сошедшие с орбит. И в результате этого «большого взрыва» случаются удивительные открытия.


Папа

Юре было двенадцать, когда после смерти мамы неожиданно объявился его отец и забрал мальчика к себе. С первого дня знакомства Андрей изо всех сил старается быть хорошим родителем, и у него неплохо получается, но открытым остается вопрос: где он пропадал все это время и почему Юра с мамой не видели от него никакой помощи. Не все ответы однозначны и просты, но для всех рано или поздно приходит время. Есть что-то, что отец должен будет постараться объяснить, а сын — понять.


Прерванное молчание

Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…


Ангелы не падают

Дамы и господа, добро пожаловать на наше шоу! Для вас выступает лучший танцевально-акробатический коллектив Нью-Йорка! Сегодня в программе вечера вы увидите… Будни современных цирковых артистов. Непростой поиск собственного жизненного пути вопреки семейным традициям. Настоящего ангела, парящего под куполом без страховки. И пронзительную историю любви на парапетах нью-йоркских крыш.


Время быть смелым

В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…


Рекомендуем почитать
Командировка

Герои коротеньких рассказов обитают повсеместно, образ жизни ведут обыкновенный, размножаются и в неволе. Для них каждое утро призывно звонит будильник. Они, распихивая конкурентов, карабкаются по той самой лестнице, жаждут премий и разом спускают всё на придуманных для них распродажах. Вечером — зависают в пробках, дома — жуют котлеты, а иногда мчатся в командировку, не подозревая, что из неё не всегда возможно вернуться.


Зуд

С тех пор, как в семью Вадима Тосабелы вошёл посторонний мужчина, вся его прежняя жизнь — под угрозой. Сможет ли он остаться собой в новой ситуации?..


Несерьёзные размышления физика

Книга составлена из отдельных небольших рассказов. Они не связаны между собой ни по времени, ни по содержанию. Это встречи с разными людьми, смешные и не очень эпизоды жизни, это размышления и выводы… Но именно за этими зарисовками обрисовывается и портрет автора, и те мелочи, которые сопровождают любого человека всю его жизнь. Просто Борис Криппа попытался подойти к ним философски и с долей юмора, которого порой так не хватает нам в повседневной жизни…


Альянс

Роман повествует о молодом капитане космического корабля, посланного в глубинные просторы космоса с одной единственной целью — установить местоположение пропавшего адмирала космического флота Межгалактического Альянса людей — организации межпланетарного масштаба, объединяющей под своим знаменем всех представителей человеческой расы в космосе. Действие разворачивается в далеком будущем — 2509 земной календарный год.


Акука

Повести «Акука» и «Солнечные часы» — последние книги, написанные известным литературоведом Владимиром Александровым. В повестях присутствуют три самые сложные вещи, необходимые, по мнению Льва Толстого, художнику: искренность, искренность и искренность…


Избранное

Владимир Минач — современный словацкий писатель, в творчестве которого отражена историческая эпоха борьбы народов Чехословакии против фашизма и буржуазной реакции в 40-е годы, борьба за строительство социализма в ЧССР в 50—60-е годы. В настоящем сборнике Минач представлен лучшими рассказами, здесь он впервые выступает также как публицист, эссеист и теоретик культуры.