Правила склонения личных местоимений - [26]

— Да я-то ничего, — отвечает Стрельцова. — Просто как-то не по себе все же. Да и ребята тоже не молчат.

— А что ребята?

— Ну, они теперь, вроде как, поддевают ее постоянно, издеваются.

— А Наташа что? — продолжает учительница.

— Да ничего! А что она может…

Тут я понимаю, что речь о Мироновой и начинаю внимательнее вслушиваться в вылетающие из-за закрытой двери слова. Следует еще пара-тройка ничего не значащих фраз и каких-то сожалений, а потом Анна Олеговна в своей непринужденной манере начинает небольшую лекцию о том, что ВИЧ не передается через прикосновения и даже слюну. И тут мой навязчивый пазл вдруг моментально складывается в весьма четкую картинку. Я облокачиваюсь спиной о стену, запрокидываю голову к потолку и закрываю глаза. Мне становится жаль Миронову. Наши же добренькие детишки ее теперь в покое не оставят. Я вспоминаю ее огромные голубые глаза, такие искренние и как будто напуганные, и у меня сердце сжимается. Как же так может быть? Я все никак не могу соотнести Наташу с этим диагнозом. Наверное, потому что мой мозг тоже безнадежно засран стереотипами и шаблонами. Но как же все узнали? Я недавно читал, что некоторые подростки сейчас начинают открывать свой статус, но это не у нас, это где-то далеко в Европе.

— Веригин! — вдруг слышу я голос Анны Олеговны. — Веригин! Ты где витаешь, вообще?

— Что? — я поворачиваюсь к ней, но продолжаю смотреть как будто сквозь, как будто англичанки, вообще, не существует.

— Что-что! — ворчит она. — Вот задания! — Анна Олеговна протягивает мне листок с напечатанным на нем текстом. — К следующему уроку подготовься, пожалуйста.

Я киваю.

— Ты меня слышишь, Ром? — она щелкает пальцами у меня перед лицом, и я немного прихожу в себя.

— Да, — говорю и беру у нее из рук листок, — конечно, я все понял. До свидания.

Последний урок — биология. Я медленно вхожу в класс и иду на свое место. Наташа сидит, уткнувшись в учебник. Но она ничего не читает — это видно невооруженным глазом. Она просто прячется. Пока иду, я не свожу с нее взгляда. Я все думаю, какая же она красивая. И теперь я еще думаю, как же ей тяжело приходится. Я медленно опускаюсь на свой стул, сажусь боком к Наташе и вытаскиваю из сумки тетрадь и ручку. Я стараюсь не смотреть на Миронову. Но не потому что мне как-то не по себе от того, что я только что узнал, а просто, чтобы не смущать ее. Однако у меня ничего не выходит, и очень скоро я уже буквально сверлю ее глазами. Она, конечно, замечает и поднимает на меня голову. Некоторое время мы смотрим друг на друга. Наташа первая отводит взгляд. Она очень смущается, пугается как будто и через несколько секунд уже не знает, куда себя деть. Я беру со своей парты ее карандаш и протягиваю.

— Ты забыла у меня взять. — говорю. — То есть, я забыл вернуть. Вот. Спасибо.

— Не за что. — Миронова больше не смотрит на меня, и я отворачиваюсь.

В середине урока в классе начинает ощущаться странное оживление. Я вижу, как все передают друг другу какую-то записку, и потом Карпенко что-то шипит в мою сторону. Я поворачиваюсь, и в тот же момент эта смятая записка летит ко мне. Но падает бумажка на парту Наташи. Карпенко и еще несколько его подхалимов тихо матерятся, Миронова медленно и неуверенно тянется к записке. Быстро сообразив, в чем дело, я накрываю бумажку рукой, прежде чем она попадет к Наташе. Потом я разворачиваю измятый листок в клеточку и читаю: «Как она заразилась? Варианты ответа: секс, шприц». И напротив каждого из вариантов те, кто уже успел это прочесть, послушно поставили плюсики. Мнения, как говорится, разошлись. Я смотрю на эту глупую записку, потом на Наташу, потом поворачиваюсь к Карпенко. Он шипит, чтобы я тоже ответил на вопрос. Я снова смотрю на Миронову, которая уже едва сдерживает слезы, комкаю исписанный листок и засовываю в карман.

Я уже собираюсь пойти домой после уроков, когда случайно слышу голоса, доносящиеся из небольшого закутка на первом этаже. Все спешат скорее смыться из школы, так что мало кто заглядывает сюда. Я, по правде сказать, тоже не понимаю, чего это меня понесло выяснять, что за шум. Я подхожу ближе и слышу за углом голоса пацанов из параллельного класса.

— Что там у тебя?

На пол как будто летят учебники и тетради. Да, звук такой, как будто кто-то вытряхивает сумку. Тем временем голос продолжает:

— Спидозная!

И я понимаю, о ком речь. Я как-то сразу врубаюсь, чью сумку только что вытряхнули. Тут же второй голос поддерживает:

— Ты что, одним шприцем со всеми кололась?

— Или просто ты шлюха? — вступает третий.

Я останавливаюсь за углом, облокачиваюсь спиной о стену и некоторое время просто слушаю.

— А это что за фигня? — спрашивает первый голос, после того, как его дружки заканчивают с очередной партией оскорблений.

Тут я выхожу и вижу, как эти трое окружили Наташу, которая забилась в угол и сидит на полу, обхватив колени руками. В руках у одного из них ключи.

— Я возьму себе! — он отрывает от связки брелок с пушистым серым медведем.

— Фу! — тут же вступает его приятель. — Брось! Заразишься еще!

— СПИД так не передается! — со знанием дела отвечает первый засранец.

— Еще как передается! — вступаю я. — Так что лучше брось!