Повседневная жизнь языческой Руси - [29]

Судебные поединки на поле сохранялись вплоть до Нового времени, причем в законодательстве оговаривалось, что биться на таких поединках должны боец с бойцом, а «небоец» с «небойцом»[83]. В Судебнике времен Федора Ивановича 1589 года это правило подтверждалось следующими словами: «К полю приедет околничей, дияк, им вопросити исца и ответчика… А бой полщиком давати ровен…»[84] Там же далее указывалось, что поединщики могли приводить с собой стряпчих и поручников, но вот только последние не имели права быть в доспехах, приносить с собой дубины и ослопы, чтобы не быть втянутыми в поединок. В XV веке еще сохранялось положение, когда на поединок выходили женщины, причем оговаривалось запрещение нанимать вместо себя на поединок мужчин: «Жонки с жонкою присужати поле, а наймиту от жонки не быти ни с одну сторону»[85].

Скорее всего, в языческие времена на военные способности и навыки сражающихся в поединке не обращали особого внимания. Не столь важно было, чтобы физические возможности «полщиков» были примерно одинаковыми, так как считалось, что каждый владеет воинскими навыками. Хотя доказательств такого подхода к поединку в научной литературе нет.

Со временем судебная система все более отказывалась от поля-поединка и все более прибегала к наказаниям, так сказать, государственным. Это касается, в частности, «торговой казни», «торгового позору», когда виновный присуждался к публичному битью кнутом на торговой площади.

«Русская правда» дает представление о наличии социальных категорий, сложившихся в языческие времена: княжьи мужи, свободные мужи, бояре, купцы, смерды (свободные крестьяне), закупы и рядовичи (временно зависимые люди), челядь (слуги), холопы обельные (пожизненно зависимые слуги), рабы. Разные социальные слои русского общества были крайне не равны перед законом. Если за убийство «княжего мужа» в казну князя платили виру в размере 80 гривен, то за убийство смерда (крестьянина) его семье полагалось всего 5 гривен. Если за мучения смердом смерда полагалось 3 гривны князю и одна гривна пострадавшему, то за мучение огнищанина (управляющего княжеским хозяйством) — 12 гривен и одна гривна «за муку». Закупы и рядовичи были зависимыми от своих хозяев людьми, поэтому их нельзя было привлекать к суду в качестве свидетелей в крупных делах; они могли выступать «послухами» только в малых исках и «по нужде», то есть когда не было других свидетелей. Если закуп, временно утративший свободу за «купу», то есть взявший деньги в долг и обязанный их отработать, пытался сбежать, не расплатившись, то он превращался в «обельного холопа». А холопы юридически были полностью бесправны; они совершенно открыто приравнивались к орудиям труда, скоту, имуществу хозяина.

Первоначально холопа можно было убить на месте преступления безо всяких разбирательств, затем его стали выдавать потерпевшему в качестве компенсации. Хозяин же мог убить своего холопа по собственному усмотрению и в любой момент. Штраф за холопа всегда вносил его хозяин. Холопами становились разными путями: захват в плен в ходе военных действий, самопродажа в рабство; женитьба на «робе» и «ключничество» (поступление в услужение без специальной оговорки о сохранении статуса свободного человека).

Женщины имели очень мало прав, и их права оговаривались в основном в памятниках церковного права. Мужчина мог взять к себе наложницу, но не захотеть жениться на ней и прогнать ее: «Аще ли же недостоину собе судить таковую жену законну назвати… таковую отгоняти»[86]. За изнасилование дочери боярина полагался штраф в 5 золотых гривен «за срам» и пострадавшей, и митрополиту[87]. А за изнасилование рабыни штраф в 1 гривну серебра платил обидчик лишь в случае, если были свидетели — «а будут послуси»[88].

В Средние века, после принятия христианства, совершенно бесправными были люди, обвиненные в колдовстве, ведьмарстве, чаровании. Достаточно вспомнить, что доказательством того, что женщина не является ведьмой, считалось то, что она тонула в реке, брошенная туда связанной, а вот если она, даже будучи обездвиженной и связанной, сумела выплыть, свидетельствовало о ее ведьмарстве. Известны случи сожжения женщин, обвиненных в ведьмарстве. Как сообщала, например, Псковская летопись XV столетия: «Того же лета псковичи сожгоша 12 жонок вещих»[89]. Но вот что удивительно: со временем, постепенно ведьм перестали преследовать и карать смертной казнью; их терпели в средневековом русском обществе. Они могли даже обратиться в суд, если их бесчестили словами, правда, в случае признания вины ответчик платил ничтожно малую сумму. Так, в Судебнике Федора Ивановича 1589 года говорилось: «Ведьмам бесчестья две деньги по их промыслом»[90].

Понятно, что в дохристианские времена ведьмы и колдуны (как «знающие люди») имели значительно более высокий социальный статус, зиждившийся на страхе перед их внутренней силой и знанием. Вспомним хотя бы эпизод с князем Олегом, который «вопроша волхвов и кудесник», от чего он умрет…

Законодательные памятники средневековой Руси — прекрасный источник, позволяющий уточнить детали быта древних славян. В частности, в «Русской правде» говорится о значимости полевой межи, разделявшей участки между пользователями или владельцами. За нарушение полевой межи взимался такой же штраф, как и за убийство княжеских слуг, — 12 гривен: «А иже межу переореть любо перетес, то за обиду 12 гривен». Из контекста становится очевидным, что можно было либо перепахать межу («переорать»), либо стесать («перетес») межевые знаки на дереве, служащем межевой границей. Из статей закона мы узнаем, к примеру, что ладьи не считались слишком дорогой вещью: их кражу оценивали в 30 резан потерпевшему и в 60 резан князю. Но поскольку в одной гривне было 50 резан, то стоимость ладьи составляла всего чуть более полугривны — столько же, сколько стоимость украденного лебедя! А вот за кражу чужого пса либо ястреба или сокола, используемых при охоте, «урок за обиду» хозяину составлял целых 3 гривны. Крайне невысоко оценивались голуби, куры, утки, гуси, журавли и лебеди, еще меньше сено и дрова. А вот кража овцы, козы, свиньи каралась штрафом в 60 резан.