Литература, посвященная царствованиям первых Романовых, до недавнего времени насчитывала сотни книг и статей, а в связи с празднованием четырехсотлетия династии многократно увеличилась. Но история повседневности московских государей XVII столетия еще не написана. Дело в том, что повседневная жизнь составляет совершенно особую область изучения, поскольку теснейшим образом связана с культурой. Еще Василий Осипович Ключевский подчеркивал эту связь, определяя культуру как «выработку человеческого общежития», опирающуюся на традиции — «скарб идей, условностей, привычек, но если отнять это у общества, то у него ничего не останется». По сути, Ключевский одним из первых осмыслил, что такое «повседневность». Еще одно прекрасное определение ей дал французский ученый Фернан Бродель: «…та сторона жизни, в которую мы оказались вовлечены, даже не отдавая себе в том отчета, — привычка, или даже рутина, эти тысячи действий, протекающих и заканчивающихся как бы сами собой, выполнение которых не требует ничьего решения и которые происходят, по правде говоря, почти не затрагивая нашего сознания… Неисчислимые действия, передаваемые по наследству, накапливающиеся без всякого порядка. Повторяющиеся до бесконечности, прежде чем мы пришли в этот мир, помогают нам жить — одновременно подчиняют нас, многое решая за нас в течение нашего существования. Здесь мы имеем дело с побуждениями, импульсами, стереотипами, приемами и способами действия, а также различными типами обязательств, вынуждающих действовать, которые порой, причем чаще, чем это можно предполагать, восходят к самым незапамятным временам». Эти-то привычные каждодневные действия и поступки, а также мысли и побуждения людей XVII века и стали предметом нашего исследования.
Повседневная жизнь московских государей настолько богато представлена в источниках, фиксировавших каждый их шаг (дворцовых разрядах, чинах венчаний на царство, объявлений наследника престола, свадебных и др.), что трудно найти в средневековой русской истории более благодатную тему для изучения. Но, несмотря на обилие литературы, посвященной московским государям XVII века, истории повседневности касаются лишь единицы.[1]
Ближе других дореволюционных исследователей подошел к изучению повседневности венценосцев Иван Егорович Забелин. Его замечательные книги «Домашний быт русских царей в XVI и XVII столетиях» (М., 1862) и «Домашний быт русских цариц в XVI и XVII столетиях» (М., 1869) содержат богатейший материал по строительству Теремного дворца в Кремле, наполнению его предметами быта и художественными произведениями. Но в них историк лишь слегка коснулся темы повседневного обихода, в основном рассматривая дворцовый быт в контексте положения женщин в древнерусском обществе. Зато в других изданиях Забелин подробно рассказал о царских паломничествах (Троицкие походы русских царей. М., 1847) и охотничьих пристрастиях (Охотничий дневник царя Алексея Михайловича 1657 г. М., 1858).
В советской науке историей повседневности не занимались вовсе. Только в последние годы оживился интерес к ее изучению. Сейчас работы, посвященные повседневной жизни первых Романовых, можно пересчитать по пальцам, но появилась, хочется думать, устойчивая тенденция к росту их числа.[2] Современная интерпретация повседневной жизни включает жизненный уклад, традиции, привычки, этические и эстетические нормы, удовлетворение материальных и духовных потребностей и т. д. Порой под повседневностью понимают только жизнь личную, что, на наш взгляд, не совсем верно, ведь московские цари в XVII столетии изо дня в день занимались и государственными делами. Естественно, во главу угла будут положены не внутренняя и внешняя политика государства и не события, связанные с управлением страной, а личности и характеры первых Романовых, определявшие их образ жизни, приоритеты в быту и культурные предпочтения, отношения с придворными и родственниками и т. п. Интересно проследить, как менялся вековой традиционный жизненный уклад русских государей при правителях новой династии, к тому же избранной «всею землею», поскольку, с одной стороны, они должны были всячески демонстрировать преданность привычкам жизни Рюриковичей, подчеркивая свою родственную связь с ними, но, с другой стороны, всё же не могли не откликаться на новации «бунташного столетия», перекраивавшие жизнь царского двора на европейский лад.
В сферу нашего внимания попадает почти весь XVII век, с 1613 года — времени избрания на царство первого представителя дома Романовых — до 1682-го, когда на престол уже был посажен десятилетний Петр Алексеевич, затем к нему номинально присоединили его старшего брата Ивана, считавшегося непригодным к царствованию, а фактически с этого момента по 1689 год у власти находилась их сестра. Повседневная жизнь правительницы Софьи Алексеевны может стать отдельной темой исследования; нас же интересует время утверждения новой династии: правление Михаила Федоровича (1613–1645), Алексея Михайловича (1645–1676) и Федора Алексеевича (1676–1682).
Первые три монарха из дома Романовых имели массу сходных черт, что объясняется и их кровным родством, и ранним вступлением на престол, и суровыми реалиями «бунташного» столетия. Все они характеризуются современниками как «благочестивые» государи, радеющие о пользе народа. «Тихий» Михаил Федорович вырастил «тишайшего» Алексея Михайловича; правда, у третьего правителя, Федора Алексеевича, «тихость» лишь декларировалась, зато вполне явственно проступала реформаторская жилка. Все они были женаты дважды, несмотря на то, что Михаил и его сын прожили по полвека, внук — только до двадцати годков… Всех их, без сомнения, объединяла родственная любовь, выраженная однажды Михаилом словами, обращенными к отцу: «Что же ли в человеческом естестве любезнейши рожшаго и что сладчайши рожденнаго?» Но при всей схожести первые цари новой династии отличались друг от друга и образом правления, и образом жизни, и характерами. Личность и характер отца, сына и внука, безусловно, наложили яркий отпечаток на их повседневную жизнь.