Повести - [93]

— Ну-ну? — Инструктор встал и подошел к окну, куда поманил его штурман. Инструктор увидел на носу «Гряды» боцмана. Михалев обматывал стальной трос пеньковой прядью.

— Клетнюет, — пояснил Немцев, — пенькой обматывает, чтобы руку матрос не поранил, когда швартовые подавать будет. Видите, как старается? А вот если капитан увидит, нагоняй будет боцману.

— За что? — недоверчиво спросил инструктор. — Это же борьба с травматизмом на производстве!

— Верно, — согласился штурман, — как парторг он за это отвечает. А как боцман он отвечает за то, чтобы каждый матрос делал свое дело. Пока мы тут заседали, боцман сделал то, что положено делать молодым матросам. Для них это практика, а он их ее лишил. Вот и может ему попасть за это.

— Зачем же он? — Инструктор нахмурился. — Пусть бы после встречи матросы сделали эту работу.

Штурман взглянул на часы.

— Некогда уже. Скоро пристань. Вы ведь здесь, кажется, пересаживаться хотели?

— Непременно. — Инструктор заторопился и надел ослепительно белую фуражку. Испытующе поглядывая на Немцева, он несколько сконфуженным тоном произнес: — Знаете, мне до баскомфлота с рекой иметь дело не приходилось, а тут столько нового, специфичного.

— Кстати, — Немцев, пряча улыбку, посоветовал: — Если окончательно хотите убедиться, посмотрите, чем занимается Тежиков. Наверняка спит.

— Откуда вы знаете?

— Знаю. Он в моей вахте, а нам заступать еще через два часа. Он вас обманул, когда давеча отпрашивался.

— А что же вы не пресекли? — обиженно сказал инструктор и направился к выходу из красного уголка.

Немцев вышел следом за инструктором. Толпа пассажиров разделила их. Немцев не стал пробираться к инструктору, а просто издали помахал ему. Он нарочно не подошел к пролету: возле пристани стоял «Севастополь»…

Пока шли первые рейсы «Гряды», пока Немцев знакомился с людьми, короче говоря, вырабатывал тот ритм, который есть в каждой работе и который позволяет выполнять ее с наименьшими затратами сил, ему было недосуг заниматься сравнениями «Гряды» и «Севастополя». Но когда прошло около двух месяцев и ритм выработался, Немцев снова почувствовал прилив обиды за то, что очутился на «Гряде».

Не нравилось ему все: и деятельная суетливость боцмана, который (черт бы его побрал!) вытащил эту «Гряду» из затона, и скаредность пассажиров, которые, если даже возьмут билет в каюту, отказываются от постельного белья, чтобы не тратить рублевку. Ни тебе умных разговоров, ни увлекательных выпивок, совсем не то, что было на теплоходе.

Память помимо его воли рисовала ему прошлое в самых радужных расцветках. То он видел себя на причале в Химках, то вдруг вспоминался ему восторженный женский взгляд, когда теплоход подходил к дебаркадеру в Горьком, а штурман стоял на левом крыле мостика и слова его команды громыхали в судовых динамиках… А здесь что за пристани: Лаишев, Рыбная Слобода, Чистополь, все те же дряхлые баржонки-дебаркадеры, все те же знакомые лица шкиперов.

Эх ты, скорый дизель-электроход «Севастополь»! Разве сравнить прежнюю жизнь на тебе и эту, нынешнюю, на «Гряде»? Крутишься как белка, а душу отвести не с кем, нет ни интересных пассажиров, в команде ни одного путного человека. Капитан? У него в речах одно: что ни делается, все к лучшему. Очень удобная позиция, в первую очередь для начальства. Таких начальство любит: не строптивый, послушный. Да и сам капитан приварок имеет от такой позиции: когда Немцев попытался поворчать, что вот-де, какую свинью подсунул боцман экипажу «Гряды», капитан сказал, что это на пользу, пароходство теперь будет чувствовать себя виноватым перед ними, а значит, и работу хорошую подыщут.

У штурманов свое: продержаться навигацию, а зимой выпускные экзамены в техникуме и непременно новые назначения. Для них даже еще лучше, что «Гряду» выпустили из затона, они ее знают, работать на ней привычнее, а зимой все равно они уйдут.

Не с матросами же заводить Немцеву дружбу. Кто знает, чем еще это обернется. Скажут, дешевый авторитет зарабатывает штурман или, что тоже не исключено, вот, мол, какой у него уровень: ни с кем из комсостава не дружит, а с матросами — пожалуйста.

Откровенно говоря, и матросы-то неинтересные. Один Тежиков. Все валиком норовит: день прожил, и слава богу. Другой — Серега Досов. От этого еще навозом пахнет, только что из борозды. Чуть что — смотрит, словно баран на новые ворота. Остальные матросы тоже рядовые товарищи. То ли дело на «Севастополе»…

Погруженный в воспоминания о прежней красивой жизни, Немцев прослыл на «Гряде» человеком высокомерным и замкнутым, что, конечно, не способствовало сближению его с сослуживцами. Но вскоре на «Гряде» произошло событие, которое несколько изменило мрачные взгляды штурмана Немцева на жизнь.

Однажды Сергей Досов застал своего соседа по каюте за необычным занятием. Тежиков сидел за столом, на котором лежали листки из ученической тетради, и что-то писал.

— Слышь-ка, — Тежиков обернулся к Сергею. — Как писать в слове «расчет»: два раза «сэ» или один?

— А ты чего, расчет просишь, что ли? — полюбопытствовал Сергей, объяснив, что писать следует одну букву.

— Что это? — Тежиков обиженно засопел. — С какой стати? Мне и здесь не кисло. Думаешь, на вас одних, что ли, флот держится? Ни хрена подобного! Да я, если хочешь знать, всем вам нос утру!