Повести - [91]

— Вот это другое дело, — похвалил он и ушел из пролета на нос. Там было уже темно, и лишь смутно белело платье Галки, все так же сидевшей за решетчатой дверкой, на которой была укреплена невидимая в темноте строгая табличка: «Посторонним вход запрещен».

Глава 3

У «Гряды» узкий длинный корпус, отбитый красной линией на уровне воды, белая двухъярусная надстройка с полукруглыми заплатами колесного кожуха посредине, высоченная, с черной полосой труба. Иные жители прибрежных сел успели состариться, умереть, а «Гряда» все так же шлепала плицами, появляясь весной на реке вместе с последними льдинами и уходя осенью в затон, когда шло сало. И мало кто представлял, как достается «Гряде» долговечность, а особенно нынешняя навигация…

Ранним утром Галку Спиридонову с нарочным вызвали в затон: на «Гряде» течь в дымогарных трубках котла.

— Работнички! — ругается невыспавшаяся Галка, перетаскивая с берега кабель и ящик с электродами. — Не успели месяц проплавать, снова в затон. — Заметив на палубе боцмана Михалева и Сергея, она насмешливо здоровается: — Доброе утро! Не на зимний ли отстой собрались?

Боцман глухо бормочет:

— Кому доброе, а кому нет!

С Галкой боцману препираться не хочется; сейчас от нее зависит, как скоро уйдет «Гряда» из затона. На язвительность намека можно и не обращать внимания, но надо же на ком-то сорвать досаду из-за аварии? Боцман сердито ворчит на Сергея:

— Спишь, ленивой матери сын! Помоги человеку.

Сергей поспешно хватает ящик с электродами, несет его следом за Галкой. За сварщицей ужом извивается кабель. Злость у Галки прошла, и ей даже делается жалко парня, ни за что обиженного Михалевым.

— Иди-ка! — зовет она Сергея, прежде чем спуститься в котельное отделение. Сергей наклоняется к ней. — Ты знаешь, какая самая длинная снасть на судне? — Галка оглядывается на Михалева. — Язык у боцмана.

Сергей сконфуженно улыбается и тоже оглядывается. Но боцману не до них: заметил покосившуюся дверь машинного фонаря, головой покачивает, примеряется, наверное, как ловчее исправить.

Галка, видимо, поняв Сергея, миролюбиво добавляет:

— Это так вообще говорят. Фольклор.

— Я знаю, — Сергей улыбается. Но в этот момент Галка дергает его за козырек фуражки. Фуражка налезает на глаза, а когда Сергей снимает фуражку, сварщицы рядом уже нет: она спускается в пышущее жаром котельное отделение.

— Оторва! — Сергей косит глазом на боцмана: неужели видел?

Боцман хохочет и подходит к Сергею:

— Понял? Не приставать и не чалиться! Ты-то что! Самого капитана, понимаешь, Леонтия Васильевича отбрила раз. Тот, конечно, расстроимшись был, стал родителей упоминать при ней. А она про партком ему. И капитан сразу — полный назад! А так девка что надо!

На палубе пусто: пассажиров высадили, они-то и знать не знали, что еле доплюхали до Камска. Зато, наверное, те, кто ждет на пристани, будут клясть, если пароход опоздает.

Из трюма поднимается Тежиков. Лицо его помято, в волосах запуталось перо, тельняшка неряшливо заправлена в брюки. Шаркая галошами, обутыми на босу ногу, он пробирается на корму. Заметив боцмана и Сергея, стоящих возле входа в котельное, он подходит к ним и заглядывает вниз, туда, где полыхает пламя сварки.

— Скоро? — спрашивает он у боцмана и, не дождавшись ответа, кричит вниз: — Эй, ты, ковыряло затонское, скоро?

В котельном шумно: гудит форсунка в одном из котлов, шипит пар, с треском плещется пламя сварки, окутывая Галку клубами дыма. Поэтому внизу, как предполагает Сергей, крики Тежикова не слышны. Но зачем человеку-то мешать? Срывающимся голосом он говорит:

— Тежиков, перестань! Не тронь ее лучше!

— Што-о? — удивленно тянет Тежиков. — Да ты кто такой?

Кулаки у Сергея сжаты. Боцман всовывается плечом между матросами и укоризненно произносит:

— Не авраль, Тежиков! Правильно тебе сказано: не тронь. Давай, давай! — Михалев легонько подталкивает матроса.

— А чего он, понимаешь, свою капрызность выставляет! — бубнит Тежиков, шлепая по палубе галошами. — Если девка нравится, так бы и говорил, а то — не тронь!

Сергей разжимает кулаки и с облегчением вздыхает. Он не видит, что сзади стоит Галка, которая слышала крик Тежикова, слышала и перебранку, но не могла оторваться от работы, а вот сейчас поднялась на палубу и смотрит, как боцман уводит матроса.

В один из июльских рейсов на «Гряду» сел инструктор баскомфлота. Он сообщил капитану, что сейчас на всех судах пароходства проводятся встречи молодых матросов с ветеранами речного флота. Наверное, будет неплохо, если такое мероприятие провести и на «Гряде». Капитан одобрил, сказав, что ветеранов у них двое: боцман, он же парторг, и беспартийный матрос Тежиков.

— Вот и отлично. — Инструктор закивал. — Я полагаю, матрос лучше подойдет в данном случае. Знаете, менее казенно получится. Не так ли?

— Как хотите, — капитан пожал плечами. — Пусть будет Тежиков.

Инструктор попросил, чтобы перед началом встречи в красный уголок позвали ветерана. Капитан пообещал и ушел на мостик, велев вахтенному матросу прислать Тежикова в красный уголок.

Тежиков вначале опасался, что неизвестный начальник будет корить за пьянку. Поэтому готов был охотно покаяться в своих грехах и заверить честным словом, что впредь капельки не возьмет в рот. И при этом надо сослаться на пережитки проклятого прошлого. Однако инструктор, молодой, начинающий полнеть мужчина, в белом чесучовом кителе, в огромной белой фуражке с крабом, повел речь о другом: