Повести и рассказы - [25]

— Мне нужно кое-что сказать тебе, — выпалил Уолз. — Надеюсь, ты не против. Так вот. Я знаю, вам сейчас плохо приходится. Знаю, потому что и мне плохо. Я понимаю все это дело. Я не хотел приходить. Я и предлог состряпал, что, мол, детям не терпится уехать. Так вот, если я что-нибудь могу сделать… Только не думай, будто я не знаю, каким дураком могу показаться… Так вот, я даже и представить себе не могу, что бы для вас сделать. Я не в силах сделать что-нибудь для себя, где уж там для другого. Я хочу сказать вот что… А впрочем, к черту все это! Оставим. Забудь. Мне жаль, что я завел всю эту болтовню. Посмотри-ка на мою распроклятую среднюю дочку: стоит себе на голове, вверх ногами и простоит так час, если только захочет.

— Чудная девчушка, — сказал Ивен.

— Я без ума от нее, — сказал Уолз. — И пусть она это знает.

Он направился к девочке, стоявшей на голове, уронил свой стакан в траву и попробовал стать на голову рядом с Фанни. При первой попытке он, не успев выпрямиться, упал, вернувшись при этом в первоначальное положение, то есть став на ноги. Он тут же попробовал снова, и на какое-то мгновение у него вышло, но потом он грохнулся прямо на спину. И все-таки он пробовал опять и опять, и всякий раз с самым серьезным видом, но постепенно уставая. Его жена и Суон подошли посмотреть. Девочка, все еще стоявшая на голове и посмеивавшаяся каждый раз, когда отец ее падал, сказала:

— Не выйдет у тебя, па. Ты слишком толстый.

— Не такой уж я толстый, — сказал Уолз.

Все теперь собрались вокруг них, и Ивен увидел, что Рэд стал на голову справа от Фанни. Он продержался всего несколько секунд. Уолз попробовал еще раз, у него вышло, и Коди Боун захлопал ему вместе с женщинами. Потом Уолз свалился на спину и устало зевнул, словно спать собрался.

— Ох, милый, — сказала Мэй Уолз. — Он пьян.

Уоррен открыл глаза.

— Я не пьян, — сказал он чуть слышно. — Просто хочу полежать, поспать. Не волнуйся за меня, Мэй.

Все еще стоя на голове, Фанни крикнула:

— Кто не умеет держаться на голове, тот кретин.

— Что такое кретин? — спросил Рэд Коди Боуна.

— Что бы это ни было, — сказал Коди, — пусть таким меня и считают, потому что я и не попробую даже.

— Вы не умеете? — сказал Рэд. — Я умею. Вы ведь видели, как у меня получается?

— Видел, — сказал Коди. — Я и сам, конечно, сумею, если захочу, но лучше уж быть кретином.

— Тогда и мне лучше быть кретином, — сказал Рэд.

Он подбежал к Фанни, нагнулся пониже к ней и сказал:

— Мы все кретины, Фанни, кроме тебя.

— Знаю, — сказала девочка.

Все расселись на лужайке вокруг Фанни, и Уолз через минуту поднялся, чтоб выпить еще, и каждый из них полон был благодарности к девочке, все еще державшейся на голове.

* * *

Ивен зашел в дом взять еще бутылку шотландского, и как раз в это время раздался телефонный звонок.

— Я в аэропорту во Фресно, — сказал Дейд. — Нельзя ли нам встретиться здесь? Часа через полтора обратный самолет, и мне надо улететь на кем. Мою машину еще не пригнали?

— Нет, Дейд.

— А поблизости одолжить не можешь?

— Здесь Уоррен Уолз с семьей, — сказал Ивен, — и Коди Боун с сыном.

— Попроси у Барта.

— Хорошо. Я сейчас же выеду.

Он взял бутылку, отнес ее на стол, откупорил, налил по свежей порции тем, кто пил шотландское, потом сказал:

— Звонил мой друг. Он ждет меня в аэропорту, у него всего полтора часа. Можно мне взять машину и съездить? Я задержусь ненадолго.

— Кто это? — сказал Рэд. Он стоял прямо перед отцом.

— Мильтон Швейцер, — сказал Ивен. — Ты помнишь его, Рэд. Он работает со мной в Станфорде.

— Берите мою машину, — сказал Барт.

— Можно?

— Конечно.

— Я задержусь ненадолго, — сказал Ивен.

— Я с тобой, — сказал Рэд. Он был чуть не в панике. Он бросился к Суон: — Я хочу поехать с папой! — крикнул он. — Мама, не говори, что мне нельзя.

И Ивен услышал, как Суон сказала:

— Поезжай, Рэд.

— И я хочу, — сказала Ева, подбежав к Суон.

— Поезжай и ты, Ева.

— Нет, моя хорошая, — сказал Ивен. — Ты оставайся здесь. Я ненадолго.

— Нет, папа! — сказала девочка. — Я хочу ехать.

— Нет, моя хорошая.

— Папа! — вскричала девочка, когда он отошел.

Барт направился с ним вместе к машине.

— Нужно, конечно, время, чтоб освоиться с этой старушкой, но я уверен, вы справитесь быстро, — сказал он.

Ивен запустил мотор и сквозь шум его услышал крик Евы:

— Папа! И меня возьми! И меня!

И еще он услышал, как Суон сказала:

— Ивен, если хочешь, возьми и ее.

Девочка стояла рядом с Бартом, глядя вверх на отца. Когда машина тронулась, девочка, расплакавшись, побежала за ней.

— Чего он хочет? — сказал Рэд.

— Хочет просто поговорить со мной, — сказал Ивен.

— Почему? — сказал Рэд. — О чем он хочет поговорить?

— Мы работаем на одном факультете в Станфорде. Мы старые друзья.

— Вы друзья, папа?

— Разумеется, друзья. У тебя голос какой-то испуганный. Чего ты испугался?

— Не знаю, — сказал Рэд.

Ивен гнал машину вовсю, удивляясь, почему Рэду так приспичило ехать с ним и почему он кажется таким перепуганным. Мили две он правил в молчании, когда же машина покатила по ровному шоссе, он мысленно вернулся к последним пяти минутам. Он думал о своей собственной нелепой выдумке — почему он назвал на вопрос сына первое же пришедшее в голову имя, почему назвал имя Мильтона Швейцера, который приехал в Станфорд читать лекции по драматургии спустя семестр после того, как Ивен начал читать там лекции по роману. Ивен не добился настоящего успеха как романист, а Швейцер точно так же не добился успеха как драматург. Были у него две пьесы, попавшие на Бродвей, но обе провалились, и были еще две другие, которые дальше Бостона и Филадельфии не пошли. Он приходился ровесником Ивену, разве чуть постарше. Родом он был из Нью-Йорка и окончил Колумбийский университет.