Повести и рассказы - [26]
Пожалуй, Ивен мог бы сказать Рэду и еще кое-что, но он немножко побаивался. Сейчас он всего немножко побаивался. Впереди двигалась машина, и хотя он был уверен, что сможет обойти ее так же легко, как обошел до сих пор все остальные, он все равно немножко побаивался. Машина двигалась очень медленно, а водитель медленной машины способен выкинуть вдруг любую несуразицу. Ну, скажем, ни с того ни с сего вильнет вдруг влево, когда ты его обгоняешь на полной скорости. Однако этот ничего такого не сделал, и Ивен без труда обогнал его. Он увидел на миг, проносясь мимо, старого человека, а рядом жену, едут со скоростью двадцать пять миль в час в машине, которой тоже лет двадцать пять, покоротали, видно, вечер с друзьями и возвращаются к себе домой. Обогнав ехавших впереди, Ивен стал немножко побаиваться машины, которая шла сейчас ему навстречу, но она проскочила мимо, издав короткий гудок — таким обмениваются при встрече машины, двигающиеся в противоположном направлении, — и теперь все, чего оставалось ему бояться, была «старушка» Барта. У нее и покрышки могли оказаться старые, а при семидесяти милях в час лопнувшая покрышка не такой уж пустяк.
И еще он немножко побаивался того, что у Рэда, как видно, потребность поговорить о Мильтоне Швейцере.
— Это не Мильтон Швейцер, — сказал он наконец.
— Что, папа?
— Его я назвал просто так. Не хотел, чтобы узнали, с кем я еду повидаться.
— Кто же это?
— Дейд. Мой брат.
— Почему же ты сказал, что это Мильтон Швейцер?
— Не хотел, чтоб узнали, с кем я еду повидаться.
— Почему? — сказал Рэд. — И почему ты так гонишь?
Он сбавил скорость до шестидесяти, потом до пятидесяти, потом до сорока и, наконец, до тридцати. Он сделал это, потому что так было нужно ему самому. Очень уж он был взвинчен, чтоб так разгоняться. Очень уж разогналось сейчас все у него внутри. Значит, ехать ему следовало по возможности тише.
— Рэд, — сказал Ивен. — Выслушай меня, пожалуйста. (Он поймет, когда я скажу ему, что это нечто такое, о чем я не в состоянии говорить. Он поймет). Рэд, — сказал он. (Нет, не могу. Будет лучше, если я просто возьму себя в руки. Будет лучше, если я сделаю это для своего сына, будет лучше, если я поскорее сделаю это). — Рэд, — сказал он. — Твой отец слегка подвыпил. Ты видел только что, как Уоррен Уолз пытался стать на голову. Это было оттого, что он слегка подвыпил. Но это ничего не значит. Все прекрасно. Ничего особенного не случилось. Просто когда человек немножко выпьет, ему начинает казаться, будто что-то случилось, будто что-то вокруг не то. Дейд тебе обрадуется.
— Почему ты сказал, что это Мильтон Швейцер? Почему ты не сказал, что это Дейд?
— Я чуточку подвыпил, — сказал Ивен так, чтобы вышло повеселее. — Это ничего. Ты ведь уже не боишься?
— Не пойму, — сказал Рэд. — Тебе нравится Мильтон Швейцер?
— Конечно. Мне нравится Мильтон Швейцер.
— Я его ненавижу, — сказал Рэд.
— Почему? — сказал Ивен. (Что толку прикидываться перед Рэдом? Что толку делать вид, будто ничего не случилось? Он все равно знает. Я не могу его оградить…)
— Помнишь, как ты спросил, нравится ли мне Уоррен Уолз?
— Да, Рэд. Это было вчера.
— И еще спросил, почему мне понравился Коди Боун.
— Да, Рэд.
— И я сказал, что Коди Боун мне просто понравился, а почему — не знаю. Так вот, мне теперь нравится и Уоррен Уолз. Он мне особенно понравился, когда старался подержаться на голове. Но Мильтон Швейцер не нравится мне. Я его ненавижу. — Он помолчал с минутку, потом сказал: — И знаю — почему.
— Почему, Рэд? — Ивен уже не прикидывался веселым. И голос его прозвучал совсем тихо.
— Мама сказала, что возьмет меня и Еву в цирк. Мы приготовились, но она почему-то позвала Мейбл, и Мейбл увела нас. Нам не хотелось идти с Мейбл. Я не знал, почему мама раздумала идти. Мне вовсе не понравился цирк с Мейбл.
Рэд умолк.
— И из-за этого ты возненавидел Мильтона Швейцера? Но при чем тут он? — сказал Ивен.
— Разве ты не понимаешь? — сказал Рэд. — Когда мы вернулись из цирка, он был у нас. А еще в другой раз мама обещала повезти меня и Еву на пикник в университетский городок. В то самое место, где мы однажды так хорошо повеселились. Она наготовила сандвичей, самых разных, и когда мы совсем уже собрались, она снова позвала Мейбл и отправила нас с нею.
— Когда это было?
— Когда ты уехал зарабатывать деньги на машину, — сказал Рэд. — Когда же мы наконец купим ее?
— Не знаю, — сказал Ивен.
— Вернувшись после пикника, я вошел в комнату и увидел его, — сказал Рэд. — Я сразу же вышел оттуда и пошел во двор, потому что ужасно разозлился. Я только сказал: «Почему вы не сидите у себя дома?» Ева осталась с мамой и с ним.
— Что же ты не рассказал мне раньше, Рэд?
— Не знаю, — сказал мальчик. — Забыл, наверно. Потом он уже больше не приходил к нам. А разве тебе приятно было бы услышать, что я так зло с ним разговаривал? И чтобы я сам рассказал об этом? Мне было стыдно. Я не хотел сказать такое. Я просто не удержался.
Ивен подрулил к стоянке аэропорта и остановил машину.
— Твой дядя Дейд очень тебе обрадуется, — сказал он.
Дейд выглядел усталым, он выглядел таким усталым, что Рэд сказал своему отцу: «Это и есть Дейд?» Дейд читал книгу, прислонившись к стойке. Когда они подошли, он захлопнул книгу и посмотрел на мальчика.
Жители американского городка Итака живут в своем маленьком и уютном мире. Только братья Улисс и Гомер нарушают их спокойствие: один – мелкими шалостями, другой – нежданными новостями. Гомер – старший мужчина в доме. Он разносит телеграммы горожанам: иногда это весточки от отцов, старших братьев и сыновей с далеких фронтов войны, которую вот-вот назовут мировой, а иногда это извещения для горожан от военного министерства. Они говорят о том, что их родные не вернутся домой никогда. Улиссу и Гомеру приходится не только слишком быстро взрослеть, но и самим, без чужих подсказок, разбираться в непонятных, жестоких и безумных правилах жизни.
Смысл настоящей пьесы в том же, что и смысл самой действительности. Что же касается морали пьесы, ее нравственного посыла, то он прост и стар как мир: быть добрым лучше, чем быть злым. По самой природе человеческой — лучше…В пьесе писатель в фантасмагорических сценах, разворачивающихся в таверне, живописует самых разных героев, каждый из которых имеет свое представление о счастье.
Роман «Мама, я люблю тебя» занимает особое место в творчестве Уильяма Сарояна, писателя, чье имя стоит в одном ряду с такими титанами мировой литературы, как Фолкнер, Стейнбек, Хемингуэй.Мудрость детства — основа сюжета этой замечательной книги. Мир, увиденный глазами девятилетней девочки, преображается на глазах, ибо главный принцип этого чудесного превращения прост, как само детство: «Ищи всюду добро, а отыскав, выводи его в свет, и пусть оно будет свободным и гордым».В оформлении переплета использован рисунок В. Еклериса.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Предлагаем читателям впервые на русском отдельное издание повести Уильяма Сарояна «Папа, ты сошел с ума». Эта простая и трогательная книга состоит из небольших историй c двумя персонажами: отцом и сыном. Они собирают ракушки, готовят «рис по-писательски», путешествуют, разглядывают облака и звезды, обсуждают разные пустяки и важнейшие темы на свете. Перед ними открывается бесконечный мир, полный красоты и тайны.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Повести и рассказы молодого петербургского писателя Антона Задорожного, вошедшие в эту книгу, раскрывают современное состояние готической прозы в авторском понимании этого жанра. Произведения написаны в период с 2011 по 2014 год на стыке психологического реализма, мистики и постмодерна и затрагивают социально заостренные темы.
«Улица Сервантеса» – художественная реконструкция наполненной удивительными событиями жизни Мигеля де Сервантеса Сааведра, история создания великого романа о Рыцаре Печального Образа, а также разгадка тайны появления фальшивого «Дон Кихота»…Молодой Мигель серьезно ранит соперника во время карточной ссоры, бежит из Мадрида и скрывается от властей, странствуя с бродячей театральной труппой. Позже идет служить в армию и отличается в сражении с турками под Лепанто, получив ранение, навсегда лишившее движения его левую руку.
Ольга Леднева, фрилансер с неудавшейся семейной жизнью, покупает квартиру и мечтает спокойно погрузиться в любимую работу. Однако через некоторое время выясняется, что в ее новом жилище уже давно хозяйничает домовой. Научившись пользоваться интернетом, это загадочное и беспринципное существо втягивает героиню в разные неприятности, порой весьма опасные для жизни не только самой Ольги, но и тех, кто ей дорог. Водоворот событий стремительно вырывает героиню из ее привычного мирка и заставляет взглянуть на реальный мир, оторвавшись, наконец, от монитора…
Вена, март 1938 года.Доктору Фрейду надо бежать из Австрии, в которой хозяйничают нацисты. Эрнест Джонс, его комментатор и биограф, договорился с британским министром внутренних дел, чтобы семья учителя, а также некоторые ученики и их близкие смогли эмигрировать в Англию и работать там.Но почему Фрейд не спешит уехать из Вены? Какая тайна содержится в письмах, без которых он категорически отказывается покинуть город? И какую роль в этой истории предстоит сыграть Мари Бонапарт – внучатой племяннице Наполеона, преданной ученице доктора Фрейда?
Герберт Эйзенрайх (род. в 1925 г. в Линце). В годы второй мировой войны был солдатом, пережил тяжелое ранение и плен. После войны некоторое время учился в Венском университете, затем работал курьером, конторским служащим. Печататься начал как критик и автор фельетонов. В 1953 г. опубликовал первый роман «И во грехе их», где проявил значительное психологическое мастерство, присущее и его новеллам (сборники «Злой прекрасный мир», 1957, и «Так называемые любовные истории», 1965). Удостоен итальянской литературной премии Prix Italia за радиопьесу «Чем мы живем и отчего умираем» (1964).Из сборника «Мимо течет Дунай: Современная австрийская новелла» Издательство «Прогресс», Москва 1971.
Таиланд. Бангкок. Год 1984-й, год 1986-й, год 2006-й.Он знает о себе только одно: его лицо обезображено. Он обречен носить на себе эту татуировку — проклятие до конца своих дней. Поэтому он бежит от людей, а его лицо всегда закрыто деревянной маской. Он не знает, кто он и откуда. Он не помнит о себе ничего…Но однажды приходит голос из прошлого. Этот голос толкает его на дорогу мести. Чтобы навсегда освободить свою изуродованную душу, он должен найти своего врага — человека с татуированным тигром на спине. Он должен освободиться от груза прошлого и снова стать хозяином своей судьбы.