Повесть о мужестве - [21]

— Как ты насчет того, чтобы прогуляться к Пьеру Диомиди? — спросил он, щуря большие, немного близорукие глаза.

— В принципе я не возражаю, — согласился Павел. — Только я не уверен, дома ли хозяин.

— Дома, дома, — заверил Анатолий, — мне это известно из хорошо информированных источников.

— Тогда пойдем, — сказал Павел, — и Николая с собой захватим. Пойдешь, Коля? — повернулся он к Гастелло.

— Неудобно как-то… незваным, — неуверенно возразил Николай.

— Ты насчет неудобства не волнуйся! — рассмеялся Анатолий. — Это, брат, совсем особые люди.

2

Интересный и своеобразный человек был Петр Диомидович Матосов — Пьер Диомиди Матосини, как он шутя себя называл. Он много читал, с любовью подбирал книги для своей библиотеки, пользовался любым случаем пополнить образование, полученное им в железнодорожном училище. За годы работы паровозным машинистом ему не раз приходилось переезжать из одного города в другой. Вместе с ним кочевала жена Анастасия Степановна, трое его детей — Аня, Мила и Володя, и две приемные девочки — племянницы Нина и Галя.

Праздником для семьи были дни, которые Петр Диомидович, возвратившись из рейса, проводил дома. Неистощимый на выдумки, он всегда придумывал что-нибудь интересное. То это была литературная викторина, то обсуждение прочитанной книги, то домашний концерт, где все присутствующие были артистами и зрителями попеременно. В свои пятьдесят четыре года Петр Диомидович прекрасно умел ладить с молодежью, и товарищи его детей никогда с ним не скучали. Любознательный, жадный до всяких новинок, сейчас он переживал увлечение радио. Рабочий столик его был завален мотками проволоки, конденсаторами. Он сидел в радионаушниках и крутил черную блестящую ручку. В который раз он проверял эту схему, подтягивал контакты, скреб пружинкой по неровной поверхности кристалла, но трубки, прижатые к ушам, упорно молчали.

Но что это? Послышались голоса, правда, и на этот раз ни в трубках, а в коридоре.

— Проходите, проходите, — говорила кому-то Анастасия Степановна. — Один сидит над своим радио. Слова из него не вытянешь!

— Из кого слова не вытянешь? — спросил молодой тенорок за дверью. — Из мужа или из радио?

— Да ни из того, ни из другого, — рассмеялась Анастасия Степановна, пропуская в комнату Толю Крючкова, Пашу Арсенова и Николая.

— А, Лихач Кудрявич! — встретил Петр Диомидович Анатолия, затем, поздоровавшись с Павлом, он протянул руку Николаю. — Рад познакомиться, — сказал он.

Дверь в соседнюю комнату приоткрылась, и в щелку выглянуло хорошенькое девичье личико, окруженное копной темных волос.

— Откуда ты, прелестное дитя? — пропел Анатолий.

— Младшая моя, Людмила, — смеясь, представил Петр Диомидович девушку Николаю.

— А где же Анна? — спросил Анатолий, бесцеремонно заглядывая в соседнюю комнату.

— Не извольте беспокоиться, их нету дома и неизвестно, когда будут, — язвительно ответила Людмила.

В тоне Анатолия Николаю послышалась какая-то нарочитая небрежность, даже грубость, немало удивившая его. Он довольно хорошо знал Аню Матосову по клубу. Несколько раз ему приходилось видеть ее на сцене, и всегда игра ее заставляла его задумываться. Иной раз из всего спектакля в памяти его оставалась только стройная, изящная фигурка героини, ее большие серые глаза, освещавшие неправильное, но удивительно милое, одухотворенное лицо и выражавшие то гнев, то боль, то торжество победы. Николаю казалось, что и в жизни она должна быть такой же чистой, принципиальной и непреклонной, как героини, которых она изображала на сцене.

Из раздумья Николая вывел голос Петра Диомидовича.

— Анатоль, — спрашивал он, — ты что-нибудь понимаешь в этой чертовщине? Молчит, словно воды в рот набрал.

— Я? — Анатолий деланно пожал плечами. — Как всякий здоровый человек, чертовщины не понимаю и понимать не собираюсь.

— Может быть, я попробую разобраться? — предложил Николай, отстраняя Анатолия. — Где у вас схема?

Минут пять он, наморщив лоб, сличал путаницу проводов со схемой.

— Это тебе не на гармошке играть, — подтрунивал Анатолий.

— На гармошке играть тоже уметь надо, — спокойно парировал Николай, продолжая копаться в приемнике. Наконец лицо его прояснилось. — Вот, Петр Диомидович, — уверенно сказал он, — конец от детектора куда должен идти. На начало катушки. А у вас он где?

Почесав переносицу, что являлось у него признаком величайшего смущения, Петр Диомидович перебрал схему, и — о чудо — в трубках что-то хрустнуло и приятный мужской голос сказал: «На этом мы заканчиваем нашу передачу».

— Вы кудесник! — радостно воскликнул Петр Диомидович.

— Сердце Пьера Диомиди навеки принадлежит теперь Никколо Гастелло, — пошутил Анатолий.

А трубки тем временем, лежа на столе, громко и четко вызванивали лихой мотив «камаринской».

За окном послышалась возня. К темному стеклу прилип и расплющился нос Левы Рябова.

— А що вы тут робите, добрые люди?

Кто-то оттащил его от окна, и веселая компания, смеясь и топая, ввалилась в комнату.

Пришли Стариков, Рябов, Аня и старшая воспитанница Матосовых Нина.

— Фу-ты, — воскликнул Петр Диомидович, — я думал, вас по крайней мере человек десять!

— Вы что же, прямо с репетиции? Вот бедняги! — съязвил Анатолий, бросив, выразительный взгляд на часы с кукушкой, висевшие над столом. Ах, в кино? — Анатолий выпятил губу, собрался сказать еще что-то, но в это время раздался голос Анастасии Степановны.