Повесть о мужестве - [22]
— Чай пить, — приветливо пригласила она.
За чаем разговор зашел о картине, которую только что видели Аня с товарищами: Поставлена она была на сюжет популярной в то время песни «Кирпичики». Аня и Нина, перебивая друг друга, восторженно говорили об игре Поповой и Бакшеева, о трудной жизни дореволюционной рабочей окраины.
— Ты, Милка, обязательно сходи завтра же, — говорила Аня младшей сестре.
— Тоже мне драма, — брезгливо процедил Анатолий.
Его обозлило веселое настроение Ани и ее спутников. Он привык думать, что без его участия не может состояться ни одна веселая вылазка, и считал себя первым и наиболее интересным из друзей Ани.
пропел он, ломаясь.
— То, что Семена она полюбила, это я еще допускаю. А завод? Можно любить мать, невесту, детей, животных, в конце концов, но как можно полюбить печи, в которых обжигают кирпич, или какой-нибудь там паровоз, убейте, никогда не пойму!
— Ты ведь, Толя, не видел этой картины, — примирительно сказала Аня. — Хочешь, пойдем завтра вместе? Я с удовольствием посмотрю ее еще раз.
— Нет уж, уволь, — скривил губы Анатолий. — Картину эту я не видел, зато тысячу раз слышал эту пошленькую песенку и сыт по горло!
Николай хотел вмешаться в разговор, но мысль о том, что неудобно показать себя задирой и спорщиком, останавливала его. Теперь он уже не боялся вступить в любой спор. Это уже был не тот Николка, который стеснялся вставить слово в «умные» рассуждения того же Старикова или Рябова.
— Не понимаю тебя, Анатолий, — сказал он спокойным голосом, — откуда у тебя, у рабочего парня, такое барское отношение к нашей рабочей жизни. Что это — рисовка или на самом деле нутро у тебя такое? Насчет картины сказать я ничего не могу, я не привык рассуждать о том, чего не знаю, а насчет любви… Я вот и мать люблю, и сестру, да и животных… Но я и завод свой люблю, иду туда с радостью. А насчет паровоза ты Петра Диомидовича спроси. Не думаю, что он для него только котел и колеса.
— Да, брат, — подтвердил Петр Диомидович, — если бы для меня паровоз был только котел да колеса, никогда бы я машинистом не смог работать. Ведь он живой, теплый, ухода моего просит. У каждой машины, чудак ты этакий, свой характер, свои повадки… Бедный ты, если не понимаешь этого.
— Ну может быть, может быть, — согласился Анатолий. — Вас-то я, во всяком случае, не хотел обидеть.
— А кого же, интересно знать, ты хотел обидеть? — сделав ударение на слове «хотел», спросил Паша Арсенов.
— А ну вас всех! — отмахнулся от него Анатолий. — Сказал, что думал, и все.
— Сказал, что думал, а что сказать, не подумал, — скаламбурил Стариков.
— А вот у меня одна знакомая во Владимир ездила, — многозначительно взглянув на мужа, постаралась переменить тему разговора Анастасия Степановна. — Там, говорит, иллюзионист один выступает, так он живую женщину на глазах у публики пополам перепиливает.
— Странно, — шутливо поддержал ее Петр Диомидович. — Всегда только вы, женщины, пилили нас, а тут вдруг мужчина женщину, да еще на глазах у публики!
Все рассмеялись.
Николай говорил, спорил, пил чай, а взгляд его все время возвращался к двум большим шкафам, сквозь стекла которых просвечивали разноцветные корешки книг. Он слышал о знаменитой матосовской библиотеке, известной на всю округу.
— Как много у вас книг, — сказал наконец он Петру Диомидовичу.
— Это еще не много, — ответил тот. — Когда уезжали мы из Симбирска, кое с чем пришлось расстаться… Аня, — обратился он к дочери, — ты бы показала Коле наши книжки.
Аня встала и подошла к шкафу, приглашая Николая последовать за собой. Порыться в книгах для него всегда было большим удовольствием… Пушкин, Некрасов, Толстой, Блок…
— У вас и Блок есть, — улыбнулся Николай, вспомнив, как три года назад впервые взял в руки томик неведомого ему тогда поэта. С тех пор он не раз возвращался к нему, пытался разобраться в его сложном и противоречивом мире; успел полюбить его звонкие строфы.
— А это что? Джек Лондон? Я читал его «Мартина Идена». Вот человек!
— А знаете, Коля, — Аня серьезно взглянула на него, — мне кажется, что и в вас самом очень много от этого Мартина.
— Если бы так, — смутился Николай.
— Хлопцы, — раздался голос Паши Арсенова, — вы на часы-то посмотрите! Пора и честь знать.
Все поднялись и стали прощаться. Петр Диомидович пошел проводить гостей, а Анастасия Степановна и девочки остались в столовой убирать посуду.
— Зубастый парень этот Николай, — сказал Петр Диомидович, вернувшись. — Пальца в рот ему не клади.
— По-моему, не в этом его главное качество, — задумчиво ответила Аня.
3
На демонстрацию участники самодеятельности решили идти все вместе. Тучи, из которых еще вчера сеял мелкий осенний дождь, к утру разошлись, и солнце щедро бросало лучи на принарядившуюся к празднику землю.
Над крышей клуба, около которого собрались демонстранты, пламенела похожая на два перекрещивающихся луча римская десятка в венке из сосновых веток. Ослепительно сверкали медные трубы клубного оркестра. Легкий ветерок морщил полотнища двух больших плакатов, прислоненных к стене. На одном из них высилась плотина будущей Днепровской электростанции, на другом — самолет с большим кукишем вместо пропеллера целился в нос Чемберлену. «Лорду в морду» — гласила лаконичная надпись под рисунком.
Имя Оки Ивановича Городовикова, автора книги воспоминаний «В боях и походах», принадлежит к числу легендарных героев гражданской войны. Батрак-пастух, он после Великой Октябрьской революции стал одним из видных полководцев Советской Армии, генерал-полковником, награжден десятью орденами Советского Союза, а в 1958 году был удостоен звания Героя Советского Союза. Его ближайший боевой товарищ по гражданской войне и многолетней службе в Вооруженных Силах маршал Советского Союза Семен Михайлович Буденный с большим уважением говорит об Оке Ивановиче: «Трудно представить себе воина скромнее и отважнее Оки Ивановича Городовикова.
Приключенческая повесть албанского писателя о юных патриотах Албании, боровшихся за свободу своей страны против итало-немецких фашистов. Главными действующими лицами являются трое подростков. Они помогают своим старшим товарищам-подпольщикам, выполняя ответственные и порой рискованные поручения. Адресована повесть детям среднего школьного возраста.
Всё своё детство я завидовал людям, отправляющимся в путешествия. Я был ещё маленький и не знал, что самое интересное — возвращаться домой, всё узнавать и всё видеть как бы заново. Теперь я это знаю.Эта книжка написана в путешествиях. Она о людях, о птицах, о реках — дальних и близких, о том, что я нашёл в них своего, что мне было дорого всегда. Я хочу, чтобы вы познакомились с ними: и со старым донским бакенщиком Ерофеем Платоновичем, который всю жизнь прожил на посту № 1, первом от моря, да и вообще, наверно, самом первом, потому что охранял Ерофей Платонович самое главное — родную землю; и с сибирским мальчишкой (рассказ «Сосны шумят») — он отправился в лес, чтобы, как всегда, поискать брусники, а нашёл целый мир — рядом, возле своей деревни.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Вильмос и Ильзе Корн – писатели Германской Демократической Республики, авторы многих книг для детей и юношества. Но самое значительное их произведение – роман «Мавр и лондонские грачи». В этом романе авторы живо и увлекательно рассказывают нам о гениальных мыслителях и революционерах – Карле Марксе и Фридрихе Энгельсе, об их великой дружбе, совместной работе и героической борьбе. Книга пользуется большой популярностью у читателей Германской Демократической Республики. Она выдержала несколько изданий и удостоена премии, как одно из лучших художественных произведений для юношества.
Сборник рассказов советских писателей о собаках – верных друзьях человека. Авторы этой книги: М. Пришвин, К. Паустовский, В. Белов, Е. Верейская, Б. Емельянов, В. Дудинцев, И. Эренбург и др.
Эта книга о разных животных — домашних и диких, — которые существуют рядом с нами. С любовью и глубокой заинтересованностью в судьбах этих существ пишет о них известный немецкий натуралист Бернгард Гржимек, имя которого хорошо известно всем любителям природы.Рекомендуется широкому кругу читателей.
Авторы пересказали для детей циклы древнегреческих мифов о Язоне и о Геракле.
О голоде написано много книг, и, как правило, он — враг человека, доставляющий ему страдания. В этой книге рассказывается о голоде — друге, целителе. Ученые разгадали тайну голода, открыли его способность будить важнейшие защитные силы организма и тем помогать ему бороться с болезнями.В книге речь пойдет о лечении голоданием различных заболеваний, о том, как и почему голод может лечить и как должен жить человек, чтобы быть здоровым.