Повесть о Хаййе ибн Йакзане - [51]

Литература: 1.Ибн Сина. Хайй б. Йакзан. Персидский перевод и комментарий приписывается Джузджани. Текст подготовлен к изданию А. Корбеном. Тегеран, 1366/1987. 2. Бейхаки, ‘Али. Дополнение к «Ларю мудрости». Текст подготовлен к изданию М. Шафи‘и. Лахор, 1935. 3. Данешпажух, Мохаммад Таги. Стихи Ибн Хаббариййи о «Хаййе б. Йакзане» // Приложение к журналу «Данеш». Тегеран, 1333/1954. С. 3–7.

Насраллах Пурджавади

Перевод Е.Л. Никитенко

Размышление о притче Сухраварди «Повесть о западной чужбине»

Арабоязычная аллегорическая притча «Повесть о западной чужбине», упомянутая двадцать седьмой в списке Шахразури, всегда привлекала исследователей своей сложностью, способом выражения смыслов и символизмом. Арабский текст притчи, а также ее персидский пояснительный перевод опубликованы Анри Корбеном – по рукописи, содержавшей двуязычный текст и обнаруженной им в древней библиотеке города Бурсы в те годы, когда он жил и занимался исследовательской работой в Турции.

Корбен поясняет, что в этой рукописи отсутствует предисловие и еще несколько листов. Впоследствии профессор Моин восполнил этот пробел, добавив собственный перевод с арабского оригинала, выполненный в стиле старых текстов. Сухраварди иногда снабжал свои арабоязычные тексты персидским переводом, однако в данном случае не вызывает сомнений, что персидский перевод и комментарий, хоть и написаны средневековым автором, не принадлежат автору притчи. Судя по всему, комментарий к тексту Сухраварди написан в некоторой степени под влиянием содержания трактата «Теология» (который в действительности принадлежит Плотину, однако получил известность как сочинение Аристотеля), что еще больше затрудняет его понимание: например, под йеменским шейхом ал-Хади ал-Хайром («Ведущим правильным путем, Благом»), который назван отцом рассказчика, комментатор понимает как деятельный разум, так и перворазум. Отождествление светильника с деятельным разумом в комментарии также представляется мало обоснованным: во-первых, чужестранец, повествующий о своей судьбе, в одном пассаже сообщает, что поместил светильник в пасть дракона («дракон» – термин средневековой астрономии, который обозначает лунный узел, то есть точку пересечения видимых орбит Луны и Солнца; более распространенное его название – «джавзахар»); во-вторых, деятельный разум отождествляется в комментарии еще и с личностью ал-Хади, а в тот момент повествования Чужестранец находится далеко от горы Синай, где живет ал-Хади; в-третьих, его отец, ал-Хади, в дальнейшем сообщает о своих предках – о разумах, существовавших ранее, что также противоречит предложенному истолкованию образа светильника. Автор данной статьи полагает, что под светильником следует понимать приобретенный разум.

Анри Корбен открыто говорит о затруднениях, которые вызывает текст притчи «Повесть о западной чужбине», и заключает, что эти трудности вряд ли могут быть разрешены до того как текст будет полностью выверен и исправлен. Тем не менее, не вызывает сомнений, что Шихаб ад-Дин Сухраварди отважно следует по пути, пройденному его душой, и под Западом и Востоком подразумеваются не стороны света в географическом понимании. Восток символизирует свет духовности. Основная тема притчи – постепенное осознание душой в некотором роде «изгнания» с Востока и пробуждение острого чувства отчужденности, которое сообщает человеку о том, что он – не порождение Запада, что он был изгнан из родного края и должен тем или иным способом пройти обратный путь.

Притча «Повесть о западной чужбине» написана в традиции герметических трактатов, как греческих, так и египетских. Множество примеров подобных трактатов можно обнаружить в традиции гностиков – христианских, манихейских, мусульманских и др. В такого рода текстах, как можно себе представить, не используется общепринятый в полемике способ аргументации, – каждый автор, основываясь на своих внутренних переживаниях, с великой, как кажется, печалью «страдает от разлук» и стремится найти средства к возвращению на свою истинную родину, пройти по пути совершенствования собственного духа и обрести радость. Во всех текстах такого типа при помощи более или менее сходных символов и образов или теми или иными сходными по сути способами описывается внутренний путь, по которому следует путник, – как будто аллегорическое истолкование (ta’wīl) и интериоризация являются основными задачами души и только благодаря им мы можем представить себе ее очертания, а в противном случае душа будет обречена на прозябание во мраке забвения.

Подобные черты присущи всем сочинениям гностиков, вроде текстов Валентина, а также манихейским текстам, и практически в любой исторический период и в любом регионе можно обнаружить примеры подобных сочинений: у немецкого поэта-романтика Новалиса, у исмаилитов или даже у Салмана ал-Фариси, бывшего, возможно, в некотором смысле первым мусульманским мистиком. В сочинениях, приписываемых алхимику Джабиру б. Хайану, затронута эта же тема, реализованная через образ сироты, стремящегося к своему отцу-незнакомцу Сухраварди не мог подобрать для своего сочинения лучшего названия, чем «Повесть о западной чужбине». Запад и материальный мир в его произведении – это некая вселяющая ужас и уныние тень, огромный страшный замок, который становится темницей для детей света. Такое же противопоставление встречается в притче «Живой, сын Бодрствующего» (Hayy b. Yaqżān) Ибн Сины. Заключительный эпизод этого произведения Ибн Сины упоминается в начале притчи Сухраварди. В любом случае нельзя забывать об особой связи, существующей между мистическими сочинениями Сухраварди и Ибн Сины. Притчу Ибн Сины «Живой, сын Бодрствующего» можно назвать отправной точкой для сочинения Сухраварди «Повесть о западной чужбине». Также, как известно, Сухраварди перевел на персидский язык «Послание о птицах» Ибн Сины; кроме того, он был знаком с его сочинением «Саламан и Абсаль» и, возможно, читал его в оригинале. Разумеется, следует учитывать, что притча «Повесть о западной чужбине» не поддается однозначному толкованию; судя по всему, она многозначна и имеет несколько смысловых уровней, и невозможно удовлетвориться каким-либо одним толкованием.