Повесть о Федоте Шубине - [112]

Шрифт
Интервал

— Хватит с тебя, Федот Иванович, будем доживать свои дни тихо, мирно. Теперь уже не те годы.

— Оно, пожалуй, да… — неопределенно соглашался скульптор, — что ушло, то ушло. Об одном жалею. Сколько я работал — как никто. Первым был. И вот на закате дней своих остаюсь в одиночестве. Однако надежд не теряю: многие завистники не оставят по себе памяти, а я и после смерти своей буду жить. Настанет время, изменится образ жизни, восторжествует правда в народе, и тогда добрым словом авось люди вспомянут меня.

И когда он принимался снова и снова за работу, Вера Филипповна приходила к нему в мастерскую и предупреждала:

— Дорогой мой, не утруждай себя, береги остатки здоровья. Береги. Кого ты опять лепишь? Что это за женщина, да еще в полуобнаженном виде?

— Пандора-купальщица. Для Петергофского парка украшение делаю, — отозвался Федот, — с хорошим литейщиком договорились. Из бронзы отольем. На века… Давно еще Гордееву дал согласие сделать эту вещь. Да все оттягивал. И времени не было, и желания не находилось. Ладно, от нужды можно и Пандору вылепить. Ведь в Петергофе у фонтанов утвердится она. Разве худо ей там место?

Вера Филипповна стояла около него, скрестив руки, и, улыбаясь, качала головой:

— Чудак ты, чудак. Уж не лебединая ли это песня?

Федот нахмурился, помолчал. Инструменты положил на верстак, присел отдохнуть на замазанную серой глиной табуретку. Вздохнул тяжело, задумался.

— Прости, Федот, я не хотела тебя обидеть…

— А насторожить ты меня насторожила. Да, это последний заказ. Но я еще поработаю! Без заказов, на свое усмотрение. Бюст Петра Первого примусь не спеша делать. Сделаю и продам любителю. Одного еще приятеля буду лепить. Очень уж лицо его запечатлевается. Ничего он особенно не сотворил, а прожил жизнь не даром…

— Отдыхай почаще, не утруждай себя. Здоровье твое на исходе, — не унималась Вера Филипповна, — иди в дом, посиди, поговори с меньшими детьми, расскажи им холмогорскую сказку. Ведь старшие-то выросли без твоего надзора; ты весь в работе, весь без остатка.

— Ладно, ступай, я скоро… Вот никак не могу управиться с левой ступней купальщицы. Управлюсь — приду.

Время двигалось, уходило… Не было больше молодящей творческой радости. Встречались нужда с горем и укорачивали многотрудную жизнь скульптора.

Федот Иванович Шубин умер в мае 1805 года, шестидесяти пяти лет от роду. Кто-то из родственников Веры Филипповны поставил на его могиле скромный памятник с барельефом. Слова эпитафии вещали, что здесь покоится:

«БЕЗДУШНЫХ ДИКИХ СКАЛ РЕЗЦОМ ЖИВОТВОРИТЕЛЬ,

ПРИРОДЫ СЫН И ДРУГ, ИСКУССТВА ЖЕ ЗИЖДИТЕЛЬ».

* * *

В наше советское время имя знаменитого русского скульптора-реалиста Федота Ивановича Шубина не забыто.

Многие его работы находятся в Русском музее в Ленинграде, в Третьяковской галерее и в Оружейной палате в Москве. По произведениям Федота Шубина народ верно судит об эпохе и той общественной среде, в которой знаменитому ваятелю приходилось жить и трудиться.

1940–1958 гг.

Архангельск — Ленинград


Еще от автора Константин Иванович Коничев
Петр Первый на Севере

Подзаголовок этой книги гласит: «Повествование о Петре Первом, о делах его и сподвижниках на Севере, по документам и преданиям написано».


Повесть о Воронихине

Книга посвящена выдающемуся русскому зодчему Андрею Никифоровичу Воронихину.


Русский самородок

Автор этой книги известен читателям по ранее вышедшим повестям о деятелях русского искусства – о скульпторе Федоте Шубине, архитекторе Воронихине и художнике-баталисте Верещагине. Новая книга Константина Коничева «Русский самородок» повествует о жизни и деятельности замечательного русского книгоиздателя Ивана Дмитриевича Сытина. Повесть о нем – не обычное жизнеописание, а произведение в известной степени художественное, с допущением авторского домысла, вытекающего из фактов, имевших место в жизни персонажей повествования, из исторической обстановки.


На холодном фронте

Очерки о Карельском фронте в период Великой Отечественной войны.


Из жизни взятое

Имя Константина Ивановича Коничева хорошо известно читателям. Они знакомы с его книгами «Деревенская повесть» и «К северу от Вологды», историко-биографическими повестями о судьбах выдающихся русских людей, связанных с Севером, – «Повесть о Федоте Шубине», «Повесть о Верещагине», «Повесть о Воронихине», сборником очерков «Люди больших дел» и другими произведениями.В этом году литературная общественность отметила шестидесятилетний юбилей К. И. Коничева. Но он по-прежнему полон творческих сил и замыслов. Юбилейное издание «Из жизни взятое» включает в себя новую повесть К.


Из моей копилки

«В детстве у меня была копилка. Жестянка из-под гарного масла.Сверху я сделал прорезь и опускал в нее грошики и копейки, которые изредка перепадали мне от кого-либо из благодетелей. Иногда накапливалось копеек до тридцати, и тогда сестра моего опекуна, тетка Клавдя, производила подсчет и полностью забирала мое богатство.Накопленный «капитал» поступал впрок, но не на пряники и леденцы, – у меня появлялась новая, ситцевая с цветочками рубашонка. Без копилки было бы трудно сгоревать и ее.И вот под старость осенила мою седую голову добрая мысль: а не заняться ли мне воспоминаниями своего прошлого, не соорудить ли копилку коротких записей и посмотреть, не выйдет ли из этой затеи новая рубаха?..»К.


Рекомендуем почитать
Волшебный фонарь

Открывающая книгу Бориса Ямпольского повесть «Карусель» — романтическая история первой любви, окрашенной юношеской нежностью и верностью, исполненной высоких порывов. Это своеобразная исповедь молодого человека нашего времени, взволнованный лирический монолог.Рассказы и миниатюры, вошедшие в книгу, делятся на несколько циклов. По одному из них — «Волшебный фонарь» — и названа эта книга. Здесь и лирические новеллы, и написанные с добрым юмором рассказы о детях, и жанровые зарисовки, и своеобразные рассказы о природе, и юморески, и рассказы о животных.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Год жизни. Дороги, которые мы выбираем. Свет далекой звезды

Пафос современности, воспроизведение творческого духа эпохи, острая постановка морально-этических проблем — таковы отличительные черты произведений Александра Чаковского — повести «Год жизни» и романа «Дороги, которые мы выбираем».Автор рассказывает о советских людях, мобилизующих все силы для выполнения исторических решений XX и XXI съездов КПСС.Главный герой произведений — молодой инженер-туннельщик Андрей Арефьев — располагает к себе читателя своей твердостью, принципиальностью, критическим, подчас придирчивым отношением к своим поступкам.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.