Повесть о Федоте Шубине - [105]

— Ух какая! — удивленно воскликнул Редькин. — Да в этой книжице ума на мильен голов и на тыщу годов!.. Ну-ка, Яков, разберись, а ежели шибко годяща, то упросим Федота подарить ее нам. Церковных-то книг у нас своих в Куростровье немало, а про такие не слыхали.

Яков Шубной не пристал к разговору соседа, начав перелистывать отдельные листы книги и схватывая глазами наугад, что подвернется, как при гадании в древнем оракуле.

— Слушайте, слушайте, мужики. Вот тут о боге сказано: «Некто Талес был вопрошен, что такое есть бог? Отвечал, что бог начала и конца не имеет…» Федот, растолкуй, что сие значит? — обратился Яков к брату за пояснением по сути прочитанного, на что Федот так ответил:

— А сие значит — пустота! Раз он вездесущ, ни конца, ни края не имеет, пощупать его нельзя, увидеть тоже, значит — пустота. А иконы, статуи, храмы — изделия рук человеческих: живописцев, ваятелей и зодчих… Покойный умнейший философ Вольтер так говаривал: «Если бы бога не было, его нужно было бы выдумать», и пояснение к изречению было такое: религия, то есть вера в бога, нужна для обуздания темного люда, дабы он не разбушевался против земных богов, как это произошло на нашей памяти во Франции или же у нас в Поволжье во время Пугачевского бунта…

Мужики молча переглянулись, но спорить не стали: как бы не уйти в разговоре в далекие, словесные дебри, а потом и не выпутаешься. Поспорь с ним, попробуй, он дважды академик, ученый, хоть и не блистает богатством, а в больших чинах. И опять же он хозяин в своем доме, они — гости. Лучше помолчать. Между тем Яков опять перелистнул несколько страниц и, смущенный высказыванием брата, понизив голос, стал отрывками читать мысли древних философов о познании самого себя, об упражнениях рассуждать здраво, как надлежит по диалектике без злословия и ругательств побеждать в спорах противного и доказывать, что есть истина. Тут же нашел советы, как надобно детей воспитывать, приучая их к трудолюбию, не давать потачек к распущенности и лености, ибо юноша, со тщанием воспитанный, есть самый лучший гражданин своего отечества, а который худо воспитан, есть такой зверь, какого только земля может произвесть…

— Правдивые слова, — прерывая Якова, сказал Федот Иванович, — самое недоброе дело — прививать детям дурные привычки. Занятые многими другими делами, мы мало находим времени детьми заниматься. У меня их было шесть, один ушел на житье в дом своей жены, осталось пятеро. И все ребята как ребята. А одного из них Вера Филипповна сделала своим любимчиком. Испортила парня! Подрос малость, учиться стал, а она ему тайком от меня каждодневно алтын дает на сласти. И так привык к подачкам и потачкам, что, едва успев умыться, говорит матери: «Подай, мама, искомое». И мамаша сует ему три копейки. Братишки его так «алтынником» и прозвали… Не велики деньги, а испортили парнишку: он капризный и думает, что особенный среди остальных. Это же не воспитание, а порча!

Из соседней комнаты-спальни доносилось храпение спавшей детворы. Оттуда же из потемок послышался голос Веры Филипповны:

— Федот! Разве это обязаны знать твои гости?

— Потише, Яков, читай, — предупредил один из мужиков, — хозяйке спать не даем…

Яков продолжал:

— А вот тут, братцы, сказано, как книжными познаниями овладевать надо. Слушайте да понимайте: «Мы должны повторять и упражняться в чтенном так, как пищу, положенную в уста и совсем изжеванную, глотать, дабы в желудке порядочнее сварилась. Ибо и чтение не сырое, но многим повторением смягченное, и как бы пережевав, припамятовать и подражать одному долженствуем и чрез долгое время. Но только лучшего и надежнейшего писателя читать надобно, да и то как прележно и даже до того, чтоб его списать хотелось…» Дальше я вам и читать не стану, у себя в Денисовке почитаем. Как хочешь, Федот, а эту книгу подари нам.

— Выбирай еще. Что найдешь по вкусу, бери, — добродушно предложил Шубин. — Пусть землякам на пользу. Я этих книг начитался, а детям моим не успеть прочесть и тех, что Новиков и другие издатели напечатали…

Глава тридцать восьмая

В Петербурге не только среди великосветской публики, но и среди простонародья усилились в ту пору слухи и разговоры о французской революции. Стало известно о казни короля Людовика XVI. Кто-то из русских людей присутствовал при казни, прислал в Петербург письмо с подробным описанием этого события. Письмо ходило по рукам. Известие о казни французского короля сильно подействовало на Екатерину, она слегла в постель. Врачи-немцы суетились около больной государыни, спасая ее от внезапно постигшей болезни. Оправившись после болезни, Екатерина сразу же пожелала встретиться с братом казненного короля Франции графом д’Артуа, находившимся тогда в Петербурге. Она выразила ему соболезнование, подарила золотую с бриллиантами шпагу и сундук, наполненный драгоценностями. Затем на Невском, в Екатерининской церкви, была отслужена по Людовику панихида, на которой мало присутствовало французов, так как большая часть их из Петербурга уже была выслана во Францию.

Весной в Петербурге слухов о событиях во Франции стало меньше: запрещено было об этом говорить, дабы не возбуждать в народе противных государыне настроений.