Потому что люблю - [11]
Они тогда на удивление быстро среди пепелищ и развалин нашли нужную улицу. Может, потому, что она была неподалеку от вокзала, а может, и потому, что еще в поезде им очень точную схему начертил однорукий проводник, проживший в Минске всю свою жизнь.
Они остановились у дома номер семнадцать. Остановились и, потрясенные увиденным, молчали. От дома, в котором жила, должна была жить жена Федора — Надя Садко со своим сыном, остался только угол с заржавевшей указательной жестянкой. Написанные на ней, хотя и очень давно, название улицы и номер дома читались отчетливо, исключая всякие сомнения.
— Надо кого-то спросить, — глядя в кирпичную стену, сказал Пантелей. — Мы ж ни черта не знаем.
— В этот дом она приехала после освобождения Минска. И письма писала из этого дома. До самой победы. — Виктор Гай вытащил из кармана кожанки трубку, набил махрой и чиркнул зажигалкой. Голубоватый огонек путался за решеточкой и никак не хотел поджигать табак. — Зажигалка — хуже старого «мессера»… Конечно, надо кого-то спросить.
— Пошли.
— Куда в такую рань?
— Кто рано начинает, тому сам бог помогает.
Им снова повезло. За первым перекрестком они встретили рыжеусого мужчину в солдатской телогрейке, подпоясанной офицерским ремнем. Увидев летчиков, он шустро, опираясь на палочку с резиновым набалдашником, пошел им наперерез.
— Курево есть, фронтовички? — спросил он и уперся глазами в Пантелея.
— Махру или сигареты? — глядя сверху вниз, вопросом ответил Пантелей.
Мужчина неестественно дернул щекой, бровью, снова щекой.
— Махра привычней. Да ведь и белого хлебца иногда хочется.
Пантелей подал ему пачку сигарет.
— Здешний? — спросил его Виктор Гай.
— Сигаретки от союзников? Верблюд. Пробовал в госпитале. Пахучие. — Повернулся к Виктору Гаю. — Не здешний. С Волги я. Деликатное дело загнало в эти развалины. Пройдем вот за этот угол.
Он привел офицеров снова к дому номер семнадцать и показал на стене меловую надпись:
«Мамочка, мы с папой ждем тебя здесь каждое воскресенье. Н и н а».
— Не дождутся. Умерла она в госпитале. Просила меня перед смертью передать этим, — он снова махнул рукой на надпись, — их письма и ее тетради. Толстые такие, с непонятным почерком. Штук десять.
— Они, что, в этом доме жили? — перебил его Виктор Гай.
— Наверное.
— А как же?..
— Нашел их? — в тон спросил мужчина. И тут же ответил: — А я и не искал. Они сами пришли. Вчера воскресенье было. Он, значит, с дочкой и заявился. А я думал, где их искать. Спросил. А они, оказывается, и есть те самые Бочкаревы. Даже сто граммов не поставил. — Он презрительно сплюнул. — Чаем поили. Я им полдня рассказывал, а они мне чай подливали. — Он снова сплюнул. — У вас глоток спиртяги не найдется?
— Не взяли. — Виктор Гай тронул мужчину за плечо. — Дом этот когда?.. Живой кто остался?
— Бог его знает. Эти же, — он снова кивнул головой на надпись, — целые. А вы кого разыскиваете?
— Женщину с мальчиком.
— Дуйте к управдому! Шестая квартира вон в том бараке черном. Если не жалко, две-три сигаретки на дорогу подбросьте.
— Бери всю пачку, — сказал Пантелей, когда мужчина начал вытаскивать две сигареты. — На каком фронте был?
— На разных. Я контуженый. Последний год войны по госпиталям проваландался. Инвалид второй группы. Ну да, слава богу, живы. Теперь нам, фронтовикам, и отдохнуть можно.
— Оно бы так, — обронил Пантелей, — да кто все это будет отстраивать?
— Пусть отстраивают те, кто в тылу отсиживался. А то фиговина получается. Воевали, воевали, кровь проливали, а теперь кирпичи на горб? За что же воевали?.. Молчите? То-то и оно!
Он закурил сигарету, затянулся и добавил:
— Вы как знаете, а я себе буду жизнь устраивать по своим заслугам. Я контуженый. У меня все права и закон. Он тоже за меня. Пусть тыловые крысы вкалывают. Фронтовикам отдых нужен. Будьте здоровы.
Он сосредоточенно пыхнул несколько раз сигаретой, поплевал в ладонь, проверил надежность рукоятки на палочке и быстро заковылял в сторону вокзала. И Виктор Гай, и Пантелей молча смотрели ему вслед до тех пор, пока он не скрылся за развалинами.
Город просыпался. Прогрохотал по булыжнику военный «студебеккер», оставил на улице завесу какой-то рыжей, пахнущей гарью кирпичной пыли. С вокзала шли с котомками женщины и дети. Отставший от них мальчик громко плакал.
— Начнем с домоуправа, — сказал Виктор Гай и, закинув за спину вещмешок с продуктами, пошагал к черному одноэтажному бараку.
Под сапогами тонко взвизгивало битое, оплавленное в огне стекло. Пантелей поднял одну стекляшку и посмотрел сквозь нее на солнце.
— По акту, который мы имеем, — сказал домоуправ, — все жильцы этого дома погибли.
— А Бочкарев с дочкой?
— Он приехал, как и я, в конце мая, когда дом уже взорвался.
— А почему он взорвался?
Виктор Гай навис над столом и задавал вопросы тоном следователя. Ему почему-то казалось, что виноват во всем этот заспанный после пьянки домоуправ. Гай не мог знать, что перед ним сидит безногий человек, потерявший в этом доме жену, детей и старенькую мать.
— Саперы говорят, был заминирован с замедленным действием. В ночь на Первое мая взорвался. Все и погибли.
— Значит, вы уверены, что Надежда Садко с сыном погибла в ночь на Первое мая?
Роман-дилогия «К своей звезде» посвящен жизни летчиков военной авиации. Его герои – пилоты, командиры и подчиненные, их друзья и близкие, жены и дети, – живут своими особенными, непростыми судьбами. В них тесно переплетаются разные мотивы и устремления – здесь и достижение высот летного мастерства, и любовь к близким, и необходимость поступаться личными интересами для защиты своей страны, и нежелание переступать через свою честь, и многое другое. Герои по-разному смотрят на жизнь, по-разному складываются и их пути, но и преодолевая обстоятельства, они не изменяют себе.Этот роман – гимн НАСТОЯЩИМ офицерам, истинным патриотам и тем, для кого все также важны честь и профессионализм.
Женька улетала в Якутск и благодарила судьбу, что в трудную минуту встретила хорошего человека, что память о нем она будет хранить всю жизнь, и если когда-нибудь у нее будут дети, она и детям расскажет про сильного, доброго, умного доктора Олега Викентьевича Булатова, который спас заболевшую абитуриентку.Но первая, случайная встреча не стала для них единственной…Повесть. Отрывок из романа «К своей звезде».
В романе «Белая птица» автор обращается ко времени первых предвоенных пятилеток. Именно тогда, в тридцатые годы, складывался и закалялся характер советского человека, рожденного новым общественным строем, создавались нормы новой, социалистической морали. В центре романа две семьи, связанные немирной дружбой, — инженера авиации Георгия Карачаева и рабочего Федора Шумакова, драматическая любовь Георгия и его жены Анны, возмужание детей — Сережи Карачаева и Маши Шумаковой. Исследуя характеры своих героев, автор воссоздает обстановку тех незабываемых лет, борьбу за новое поколение тружеников и солдат, которые не отделяли своих судеб от судеб человечества, судьбы революции.
Повесть «У Дона Великого» — оригинальное авторское осмысление Куликовской битвы и предшествующих ей событий. Московский князь Дмитрий Иванович, воевода Боброк-Волынский, боярин Бренк, хан Мамай и его окружение, а также простые люди — воин-смерд Ерема, его невеста Алена, ордынские воины Ахмат и Турсун — показаны в сложном переплетении их судеб и неповторимости характеров.
Книгу известного советского писателя Виктора Тельпугова составили рассказы о Владимире Ильиче Ленине. В них нашли свое отражение предреволюционный и послеоктябрьский периоды деятельности вождя.
Почти неизвестный рассказ Паустовского. Орфография оригинального текста сохранена. Рисунки Адриана Михайловича Ермолаева.
Роман М. Милякова (уже известного читателю по роману «Именины») можно назвать психологическим детективом. Альпинистский высокогорный лагерь. Четверка отважных совершает восхождение. Главные герои — Сергей Невраев, мужественный, благородный человек, и его антипод и соперник Жора Бардошин. Обстоятельства, в которые попадают герои, подвергают их серьезным испытаниям. В ретроспекции автор раскрывает историю взаимоотношений, обстоятельства жизни действующих лиц, заставляет задуматься над категориями добра и зла, любви и ненависти.
В основу произведений (сказы, легенды, поэмы, сказки) легли поэтические предания, бытующие на Южном Урале. Интерес поэтессы к фольклору вызван горячей, патриотической любовью к родному уральскому краю, его истории, природе. «Партизанская быль», «Сказание о незакатной заре», поэма «Трубач с Магнит-горы» и цикл стихов, основанные на современном материале, показывают преемственность героев легендарного прошлого и поколений людей, строящих социалистическое общество. Сборник адресован юношеству.