Потому что люблю - [9]

— Так точно!

— А вы не смотрите, что он ваш ровесник, — повернулся майор к младшим лейтенантам. — Перед вами ас, лучший летчик дивизии. Силен и в одиночных, и в групповых боях. Потому как чувство локтя имеет. Этому тоже надо научиться. Чувство локтя для летчика, что земля для Антея.

Майор умолк, словно что-то вспоминая, затем быстро прошел к столу, вынул из ящика новенькие золотые погоны — на каждом по три звездочки, — подошел к Виктору Гаю.

— Поздравляю, сынок, с присвоением очередного воинского звания. — И уже совсем неожиданно обнял Виктора и трижды поцеловал. — Летай. Высокого неба тебе и мягких посадок!

Весь день Виктор Гай знакомил молодых летчиков с хозяйством полка, со своими боевыми друзьями. Где бы он ни появлялся, его поздравляли шумно и многоречиво.

День проплывал торжественно-приподнято, словно во сне. Веселые улыбки, объятия и поздравления чередовались с серьезными разговорами с младшими лейтенантами.

— А капитан Сирота сильный летчик? — спрашивали они.

— Еще бы!.. Командир эскадрильи! Когда я прибыл в полк к нему в звено, на боевом счету командира было восемь сбитых фрицев.

— А сколько в полку асов?

— У нас все асы. И вы будете. Пойдемте, покажу ТЭЧ…

Навстречу шли техники, человек пять.

— Витя! С третьей тебя!

— Спасибо. Где Пантелей?

— Не появляется. Второй день не видим. Звено принимаешь?

— Да, приказано.

— Если что — техники не подведут. Можешь рассчитывать…

К себе на квартиру Виктор Гай выбрался только к вечеру.

Войдя в подъезд, он сразу почувствовал едва уловимый запах ацетоновой краски. Поднялся по выщербленным ступенькам на второй этаж. И не узнал свою дверь — она сверкала изумрудно-зеленой краской. Гравировка на прибитой к двери дюралевой пластинке гласила, что здесь проживает военный летчик Гай Виктор Антонович.

Петли для навесного замка были сняты, на их месте белел хромированный ободок английского замка. «Ну Пантелей!.. Ну развернулся!..»

Дверь была заперта. Гай постучал, и она тут же сама открылась. Гай вошел в коридор — никого.

— Ну Пантелей! — уже вслух выразил свой восторг Виктор Гай и захлопнул дверь. Легонько дзинькнула защелка. Но не в замке, а где-то внизу. Гай присмотрелся и заметил бегущий по плинтусу тросик.

— Выходи, Пантелей, я тебя обнаружил!

В комнате, которую Виктор Гай хотел оборудовать для себя, раздался дружный смех. Вышли Пантелей и человек шесть солдат и сержантов.

— Принимай работу, — уже серьезно сказал Пантелей, — и выставляй оценки.

Гай сразу направился в свою комнату. Пантелей загородил дверь.

— Начнем с прихожей. — Он щелкнул выключателем, и под потолком загорелась маленькая лампочка. Загорелась ярко и весело.

— Откуда электричество? — удивился Гай. Он знал, что электростанция в городе еще не восстановлена.

— Старый трофейный аккумулятор. Иссякнет — подзарядим.

— Черт с ним! Годится!

— А теперь твоя комната.

— Ого!.. — вырвалось у летчика, когда он открыл дверь.

Сквозь распахнутое окно ветер легонько покачивал длинную, до пола, занавеску из парашютного шелка. Направо за дверью — серый топчан, в левом углу этажерка с книгами, у окна — стол. С бутылками вина, стаканами, хлебом, консервными банками, колбасой.

— Это мы готовили к новоселью, но кто знал, что будешь именинником сегодня! А ты знаешь — нельзя оставлять на завтра то, что можно съесть сегодня. За стол, хлопцы! Мы, кажется, заработали.

— Спасибо! Мой долг перед вами неоплатный…

— Рассчитаемся на том свете угольками.

Только в двенадцатом часу Пантелей вместе с механиками уехал на попутной машине в полк. Гай остался ночевать в своей квартире.

Он плохо спал и проснулся рано. Распахнул окно. Над городом висела тишина. Лишь со стороны станции доносилось приглушенное полязгивание буферов.

Виктор Гай быстро оделся и, стараясь не шуметь, сбежал вниз.

Штаб полка, учебные классы, общежития, казармы, столовая — все это располагалось примерно в трех километрах от его квартиры. Пройтись пешком по утреннему городу — разве это не удовольствие?

— Сироту видел? — ответил вопросом на его приветствие дежурный по полку. — Вчера вечером он искал тебя. Просил, если появишься, чтобы к нему зашел.

Капитан Сирота жил в комнатушке рядом с канцелярией первой эскадрильи. Виктор Гай подошел к двери, послушал — если спит, будить не станет. Но Сирота уже не спал. На стук ответил бодро, будто именно сейчас ждал кого-то.

— Вот смотри, что я сделал из тумбочки, — сказал он таким тоном, словно они давно сидели возле этой тумбочки и вместе судили-рядили, что из нее можно сделать.

Он открыл дверцу и начал выдвигать, словно ящики письменного стола, один за другим фанерные планшеты с разнокалиберными гнездами. В каждом гнезде лежали значки и знаки, ордена и медали русской армии, немецкие кресты и нагрудные знаки. Планшеты располагались густой лесенкой, и Гаю показалось, что их в тумбочке десятка три.

— Видел? Это тебе не фунт изюма. Как-нибудь расскажу, что такое фалеристика. Тут каждый знак свою историю имеет. Вот оно что. Но я тебя не за этим звал.

Он задвинул все планшеты и захлопнул тумбочку.

— Хочу тебя обрадовать.

— Чем? — Гай насторожился: неужели Пантелей с механиками натворили чего-нибудь?