Посох в цвету - [28]

Правда там, где дух царит,

Где мечте своей в угоду

Непрестанно он творит

Сам себе свою погоду.

Правда там, святой мудрец,

Где бессильны плеть и казни.

В легкокрылой твоей басне

Ты нашел ее, творец?

ПАУК

Посвящено Диме

Вот он, паук, давно классический.

Как быть тюрьме без паука?

В нем символ дан почти мистический:

Отъединенье и тоска.

Таясь, весь день глядит внимательно

На суету бездумных мух

И ткань свою блюдет старательно,

Как инженер суров и сух.

Ему пути давно намечены

(В себе носил он те пути)…

Там, где две нити третьей встречены,

Он должен жертву оплести.

А сколько на улов отчислено

Крылатых фей на каждый день?..

И молвит он глубокомысленно,

Почти сурово! «Не задень,

Не нарушай порядка строгого,

А сам в углу своем сиди,

Учись у паука убогого

И познавай, что значит: жди».

Так говорит он или слышится

Из глубины моей тоски?

И паутина чуть колышется,

Натянутая мастерски.

По вольной воле иль рождению

В тюрьме нашел ты крепкий дом?

Что уподоблю наслаждению

Беседы с пауком?

ПЕСНЯ ЛУНЫ

Посвящено Наталии Ивановне

Сквозь мою решетку из-за туч струится

Тонкий луч, трепещущий и нежный,

То луна, земли моей сестрица,

Всё-то ходит по степи безбрежной.

Наливает тучку золотым елеем,

Душу наполняет грезой и покоем,

Будто тихо молвит: «Что мы разумеем?»

И еще потише: «Многого ли стоим?

О тебе, поникший, в небе я тоскую,

Вот и заглянула в малое оконце.

Солнце наклоняет чашу золотую;

Солнце не устанет оттого, что – Солнце.

На полях лазурных, заплетая петли,

В ризе сребротканой я почти устала.

Свет мой хоть и видишь, вопрошаешь свет ли?

Неба дар безмерен – сердцу всё-то мало».

ПОСОХ В ЦВЕТУ

Если твой посох расцвел, кто помешает скитанью,

Кто преградит тебе путь, если ты с Богом идешь?

Странником был ты и станешь свободен, пленный;

Каждой дороге отдаст верный свой оттиск стопа.

ДРУГ ПРИРОДЫ

посв. Вас. Иван. Шевченко

Менять ружье не так уж безопасно,

За это попадешь порой и под замок.

Ну, что ж? Я рад: я слушаю, как красно

Ты про охоту молвишь, мой стрелок.

Ты говоришь, и видится мне ясно

Весенний день, скользящий твой челнок.

Ты сгорбился и в небо смотришь страстно,

И тихо-тихо щелкает курок.

Почуяли… крыла звенят по влаге.

Чу! выстрел! И Трезор твой, полн отваги,

Бредет в кусты, куда чирок упал.

Промок, дружок… И гладишь ты Трезора…

Так при тебе я волю вспоминал.

Терпи и жди!.. Ты в Льгов уедешь скоро.

ЗАЩИТА ПЕСНИ

Пишущий стихи похож на того, кто,

собираясь ходить, подвяжет ногу.

Л. Толстой

Суровый дух, стихи ты осудил.

Мудрец, ты в них забаву только видел.

Но не людей – ты истину обидел,

Ты о цепах поющих позабыл.

К певунье пряхе стройный ритм восходит,

Кто с челноком заговорит шутя.

Взгрустнется ли, забвение находит

В мурлыканье безгрешное дитя.

А бурлаки, что бечевой ходили,

Как вьючный скот поникшие в тоске…

Их песни вольные о матушке-реке

От очерствения, как миро, сохранили.

Смягчается томление дороги,

Когда бренчит колоколец дуги,

И пел ямщик про жребий свой убогий

И создавал «не белы то снеги!».

Нарушена ль души моей больной

Гармония — ищу родных созвучий.

Ты, песня, – радуга под тучей грозовой,

Опора и надежда жизни лучшей.

МАЛЫШУ

Дитя без соски и гремушки,

Ты – радость наших тусклых дней,

И как судьбе, седой старушке,

Не улыбнуться веселей?

Рука косящей не устала,

А ты явил свое лицо,

Пришел, пока несет так мало

Яиц куриных Глав-яйцо.

Трещит, скрипит ладья Харона,

Работою утомлена.

Давно «на пана и барона»

По Стиксу плавает она.

Цвети без булочки… И много

Одолевай докучных без!

Но, если вправду силен бес ,

Он только тявкает на Бога.

АНДРЕ ШЕНЬЕ

посвящ. Е. М.

Нет, никогда ошейник гильотины

Не омывала кровь святей, чем эта…

Огнем и духом правились крестины

Прекрасного и юного поэта.

Как он любил укромные долины,

Где дремлет Пан в палящий полдень лета,

И песни дев, роняющих в корзины

Дар нежных роз для гроба и букета.

Тропою кротости он шел к великой силе,

И стал он – лев, когда пришел палач,

И волки исступленные завыли,

Чтоб заглушить детей и женщин плач,

Гнев правого и рокот соловьиный,

Витающий над черной гильотиной.

КНИГА В ТЮРЬМЕ

Посвящ. Леон. Петр. Богданову

Романы Эркмана и Шатриана

Читаем здесь. В них прелесть простоты,

И выступают как бы из тумана

Народные незримые черты.

В них жизнь дана вне позы и обмана:

И сельские смиренные цветы,

И горечь слез под грохот барабана,

И сердца заповедные мечты…

Блюдет один из пленных книги эти,

Тюремный шкаф кой-чем снабжает нас.

Забудешь всё. Вдруг вскрикнешь: «вот те раз…

Странички нет! Граждане – те же дети:

На папироски дергают листки,

Чтоб табачком забыться от тоски».

МОЕМУ СЫНУ. Сонет мистический

Когда они пришли, ты рисовал безделки,

В которых был намек на строгий ход судьбы:

Блужданья моего там намечались стрелки

И Года старого увечья и горбы.

Когда они ушли – от острой переделки,

Как Астероиды – след мировой борьбы,

Ютились ящики, бумаги, скарб наш мелкий,

А я уже шагал на внятный зов трубы.

Душа смятенная клянет свои основы…

Но, зодчий храма, знает: нет, ты не в плену,

Здесь тайна некая, бродило жизни новой.

В солнцевороте том угадывай весну,

И ты поймешь, мой сын (пускай немного позже),

Кто, мудрый, замесил нам в этот хлебец дрожжи.

ТИФ

посвящено Талаловскому

Есть паразит, приносящий в укусе

Немочь лихую, нередко и смерть.

Верит ученый в науку и трусит,