Посох в цвету - [27]

И, замирая мимовольно,

О влаге камень вопрошать!

Что было так легко в апреле,

То чудо – в этот краткий срок;

Но мир – весь чудо, и у цели

Смеется каждый лепесток.

Святое время – бабье лето:

Тепла последний перегон;

Как будто явь — и точно сон;

Как будто песнь – а кем пропета?

«В звуке – вся жизнь, вся надежда в торжественном гуле…»

В звуке – вся жизнь, вся надежда в торжественном гуле

В трепете ветра и рокоте вод;

Думы свой круг завершили – устали, уснули;

Сердце смирилось – и ждет.

Вот из-за рощи волна доплеснула святая

Колоколов.

В синих просторах звезда прочертила, мерцая,

Мнится: ласкающий зов…

Ты ли, душа, мне родная,

Вышла, любя, из своих берегов?

«Серебристо-воздушными нежными пятнами…»

Серебристо-воздушными нежными пятнами

Одуванчики светятся в росных лучах

И мерцаньями тихими, сердцу понятными

Говорят о мгновенном, гласят о веках.

Красный стебель ты сломишь и дунешь рассеянно –

Зыбкий призрак разорван и тает, как дым;

Но не верь: что природой, как семя, содеяно,

Причастилось бессмертью под солнцем святым.

В этот утренний час, отягченные росами,

Улыбнутся цветы мимолетной весне;

И ответы богов за людскими вопросами,

Словно облак волокна, скользят в глубине.

RESIGNATION

Воздвигнуты для въезда знатных лиц

За городом Херсонские ворота.

Я пленный в них входил, глядящий ниц.

Конвой был строг, уставший от работы.

Была глухая ночь. И сердцем я страдал,

Я чувствовал года – их груз мне сел на плечи.

Втроем мы шли. От них я отставал.

С конвойными какие будут речи?

Всё будет сделано как повелит закон.

Я говорю себе: откройся всякой каре.

В тюремной тьме, в ее давящей хмаре

Я верю, что сдержу совсем ненужный стон.

И, мнится, я впитал уроки древней Стои,

И сила мудрых слов как вечная скала:

Терпи не жалуясь, покуда кость цела.

Страдать покорствуя – ведь дело-то простое.

Наш дом – диковинный кирпичный красный куб,

Окошки сводчаты, замки по пуду каждый,

И черный дым, виясь над рядом труб,

Восходит к небесам с неутоленной жаждой.

Со всех сторон мы кинуты в тюрьму.

Грехи свои кто знает, кто не знает…

Тот сердцу верует, тот гордому уму,

И дни за днями тихо тают.

«Нам, полоненному народу…»

Нам, полоненному народу,

Что пал под силою враждебной,

Пошли твой дар, твою свободу,

Свод неба синий и целебный.

Пошли нам солнце золотое,

И пенье птиц, и ветер вольный,

Простор полей многоглагольный

И сердце, как цветок простое.

Дай нам понять, что волей отчей

Творится наше восхожденье,

Что первый в мире Бог – рабочий

И что к Творцу идет творенье.

Дай пленному лихую долю

Принять как таинство святое,

Дай сон: нет стен, а только поле

И в небе солнце золотое.

ЛЕГЕНДА О МОИСЕЕ

Однажды Моисей, взошед на гору,

Взирал задумчиво. Кругом светло

Сияла ширь холмов на радость взору.

Весной обласкана, земля цвела,

Ликуя в пестротканом облаченье,

Душа пророка радостной была,

И на челе сияло вдохновенье.

Вся в радугах под нежной синевой

Цепь снежных гор, как легкое виденье,

Сулила неизведанный покой….

Вдруг соколом гонимый голубь белый

Промчался в небе трепетной чертой –

И Моисея сердце восскорбело.

Он бросил в небо возглас: не убий!

И как бы тучей небо потемнело.

Нарушилась гармония стихий,

Гром грохотал, и эхо повторяло

Всё тот же возглас строгий: не убий!

И сокол внял. Над голубем витала

Смерть неминучая, но вот он снова жив,

А птица ловчая далече улетала.

Вернулась вновь, голодных положив

Птенцов к ногам сурового пророка.

И молвил: «Мне ловитву запретив,

Не хочешь ли их гибели? Жестоко

Твое решение. Возьми, корми их сам!»

И сокола пронзительное око

В последний раз скользнуло по птенцам

И вещему пророку. И покинул

Детей тому, кто взор свой к небесам

Воздвиг, молясь. Но миг сомнений минул,

Он нож берет. Вот грудь он обнажил

И лезвие кругообразно двинул.

И плотью Моисей голодных наделил,

И кровью их поил, забыв страданье.

Так, став истоком живоносных сил.

Пророк святое вынес испытанье.

ПЕСЕНКА СТРАЖА

Мурлычет сторож песенку

У двери у моей;

Знать, тоже ищет лесенку

Туда, где посветлей.

То кается, то мается,

То будто вовсе пьян…

Так по ветру качается

Замотанный бурьян.

С той песнью в сердце просится

Мечтаний легкий рой:

По малой капле точится

За звуком звук родной.

Люби кого приходится.

Кого? Не всё равно ль?

Святую Богородицу

Иль трепетную моль?

На всем печать Господняя,

Везде Его рука,

И песня та свободнее,

Что плачет у замка,

Что стонет понемножечку

Всю ночку напролет,

Сверлит себе окошечко,

Хоть щелку на восход.

МЕЧТАТЕЛЬ

Ах, бежать от стен ревнивых,

Поразмыкать злое горе,

Позабыть зоилов лживых,

Видеть горы, видеть море!

Видеть вольные просторы,

Слышать говор, клик и хохот.

Шире море! Выше горы!

Там, где мула звонок топот…

Над тропинкой каменистой,

Там витают только птицы,

И озон струится чистый

В царстве вещей Ледяницы.

Обежать мир стародавний,

Облететь ли быстрой думой?

Ну, скажи, что своенравней

Вновь прийти к тюрьме угрюмой,

Попроситься под запоры,

Повиниться перед стражем,

Оттого что море, горы,

Всё у нас – когда прикажем.

ЭЗОПУ

Гений в теле горбуна,

Вдохновеньем озаренный,

Ты — всегдашняя весна,

Вечный лавр густо-зеленый.

Что тебе зима и плен,

Непогода или вёдро?

Всё земное – прах и тлен,

Правда только в песне бодрой.

Жизнь уходит, как струя

Из разбитого сосуда,

Все условья бытия –

Черепков гремящих груда.