Посох в цвету - [30]

Твои цветы, и я ликую, пленный,

Вознесенный на снежные вершины.

Пока ты здесь в ночи и озаряет

Мне щелку милый взор в дневную пору,

Я не томлюсь… Печаль моя витает

Как облако по синему простору.

ТЕБЕ И ЕМУ

Ты говорила мне, что он уже садится

И гордо выглядит, как молодой орел.

И любо слышать мне, как сыном мать гордится,

Приветствуя ребячий произвол.

Он зим еще не знал, и круг его в начале.

Стремленье первое – дать юной силе ход.

Чтоб руки матери подняться не мешали,

Он много раз их гневно оттолкнет.

И будет сладкий миг, когда он крепко станет,

И лучший миг еще, когда он крикнет: я!

И он пойдет на клич, куда его поманит

Прекрасная богиня бытия.

В углу моем, смиряясь, незримо привыкаю

Сурово заглушать зов жизни изжитой.

Чего еще я жду? Иль, может быть, желаю?

– Жизнь хороша, но лучше – на покой…

Что впереди с моей я стал бы делать волей?

Обманы смутных дней я до конца познал,

И ныне утлый гроб мне грезится без боли,

Заманчивый, как страннику привал.

Расскажешь сыну ты, когда понять он сможет,

Как странно наши с ним скрестилися пути;

И пусть рука его тебе еще поможет

За мною вслед покорно добрести.

СТАРУХА

Посвящено В. Е. Бахтадзе

Едва повечеру окончится поверка

И скрежетом ключа мне кровь оледенит,

Ко мне приблизится старуха-лицемерка

И на ухо спеша заговорит.

Меж тем как ночь недвижима на страже,

Проходит старая и шепчет, наклонясь,

Что был ты то да се, силен и важен даже,

И чьей-то прихотью стал только грязь.

И липнет, как слюна, и сморщенной рукою

Докучно, медленно чело ласкает мне.

От этой жалости я рабьим сердцем вою

И цепь мою кусаю в полусне.

Все койки до конца она пройдет дозором,

Оплачет всех, кто слезы лить готов,

И нескончаемым, томящим разговором

Заманит нас в трясину без краев.

А ночь тюремная на страже не устанет,

Покуда черноту царапает восток,

И каждый, истомлен, как приведенье встанет

На скрип ключа, будящего замок.

ЗАПРЕТНОЕ СВИДАНИЕ

Сквозь щелку двери мы едва переглянулись,

Ты поняла меня, и губы улыбнулись.

Прощаемся кивком. И вот к тому окну

Спешу перебежать: обманем сатану!

И я не долго жду. Спешит. Остановилась.

Корзину ставит в снег. Окно дарует милость

Беседы радостной, свободной и живой.

Чуть только далеко… Но воздух-то какой!

И в этом воздухе ядреном и колючем

Твой голос слышится, отрадно благозвучен,

Как горного рожка торжественная медь,

Как журавлиный клик, манящий улететь…

Морозец-то каков! Но в сочетанье дружном

Два наших голоса текут зефиром южным.

НОВЫЕ СОСЕДИ

От сумы да от тюрьмы…

Пословица

Новые соседи принесли нам жалобы новые,

Слова-то другие, а послушаешь – те же.

Ночью храпы иные, а сны, видно, наши, свинцовые…

Наши прошли вы этапы, наши канавы и межи.

Новые соседи, привет от старых пленников!

Только не горюйте слишком, не советую:

Жить здесь можно труднику, можно и бездельнику,

Есть куда направить лодочку отпетую.

Лодки наши, лодочки, с парусами рваными,

Бури-то вас бросили и рубили скалами…

Солнце где-то прячется, скрытое туманами.

Много горевали вы? То ль еще бывало нам?

Бросьте счет, товарищи: дни, недели, месяцы…

Не томи, друг, сердца, назад не оглядывайся,

Принимай без страха всё, что только встретится,

От сумы с тюрьмой, смышленый, не отказывайся…

КОРЕЙША

Провидец, скрывшийся безумьем, словно маской,

Он в шутку звал себя студентом хладных вод

И жил, утешенный какой-то дивной сказкой,

В больнице под ключом – Бог весть который год.

В чудачествах не знал ни меры, ни предела,

Сегодня – балагур, назавтра – глух и нем.

Брал приношения и раздавал их тем,

Над чьими душами нужда отяготела.

И много было в нем непонятых глубин…

Забьется в уголок, зачем-то камнем диким

С благоговением, с вниманием великим

Дробит бутылки там… Как маг и властелин.

Когда к нему порой ходили за советом,

Он на клочке писал неясные слова.

Он юродивым был и, может быть, поэтом,

И умер, преклонясь, как осенью трава.

………………………………………………

За гробом рос прибой задумчивых людей.

Шли плача и скорбя. Казалось, будто правил

Он сердцем простецов, кто любит горных фей…

И след сияющий по-над Москвой оставил.

МОЕЙ ЖЕНЕ

Мать четырех детей – двоих ты потеряла:

Порхнули ласточки из милых рук.

Мечтой скорбящею за ними ты витала;

Так облачко целует лунный круг.

И двое близ тебя: наш отрок и малютка,

А я в плену – и как могу помочь?

Томит грядущее: оно темно и жутко:

Холодная, всклокоченная ночь.

И пусть мне говорят, что я напрасно верю,

Что я не в силах Бога доказать, –

Пусть будет так! Я тайну сердцем мерю:

Я знаю, что такое смерть и мать.

НЕ ХЛОПОЧИ

День пережит – и слава Богу

Тютчев

Читай мои стихи… Я в них тебе виднее.

Забудь про шелуху печальную мою.

Я душу отдаю моей крылатой фее

И в ней тебя и мир ласкаю и люблю.

И что мне до того – я тощ или упитан?

Тюремной сырости души не умертвить.

Когда для песен я взлелеян и воспитан,

Я в беспредельности давно уж начал жить.

Не беспокой же тех, кто в мире власть имеет.

Так безразличен мне превратный мой удел…

Когда в душе моей весной незримой веет,

Мне только жалко их тупых враждебных стрел.

СЕКТАНТ. (Откровение, гл. 11, ст. 2-3).

Сегодня ввергнут к нам евангельского толка

Сектант, и вопрошал его наш сионист,

Как экземпляр живой диковинного волка,

Что между сереньких так странно бел и чист.

Да, веру жаркую не спрячешь – не иголка.