Последний рейс - [4]
— Куда это?
— Лаборантка здесь, Верка Расторгуева, с икрой должна быть. Предупредить надо, чтоб к утру свое хозяйство собрала.
На горе Лосинский шумно отдышался, потом уверенно двинул в ночь, коротко бросив через плечо:
— За мной ступай. В сторону не бери, болото тут.
Борис так и сделал, шел за старым речником след в след. Под ногами чавкало, сапоги то и дело разъезжались по желобу выбитой тропы, скользили на выпиравших обнаженных корнях хилых болотных сосенок. В пошваре[1] показалось даже тепло. Остро пахло багульником, раздавленной спелой клюквой, подмерзшими груздями. Шагалось легко и упруго. Борис подумал, что вот так можно идти и идти всю ночь, не ведая усталости. Когда они удалились от реки с ее стойким туманным пологом, оказалось, что над головой есть небо со всеми положенными для здешних широт звездами и созвездиями. И правила в небе, зависнув над ковшом Большой Медведицы, мерцающая Полярная. Главная северная звезда сигналила о грядущей зиме.
Впереди мелькнула звездочка у самой земли, вторая… — под ногами пошла материковая твердь, и Лосинский с Денисковым вышли к деревушке. По освещенным оконцам Борис насчитал девять домишек, прибавь к этому магазинчик, конторку рыбучастка, склад с ледником — вот и все поселение.
— Еременко, кажись, в третьем доме живет, — сказал Лосинский. — Ишь… все три окна горят. Должно, гулеванит, стервец.
Постукивал движок электростанции, несколько собак приветствовали чужих ленивым брехом. Еще в сенях указанного капитаном дома Борис услышал грохот и злые голоса. Лосинский замешкался и протолкнул его вперед. Денисков нашарил дверную скобу… В тот миг, как он ступил через порог, о деревянный косяк над его головой с грохотом разбилась тарелка, засыпав вошедшего осколками и остатками еды. Борис вздрогнул от неожиданности, но не пригнулся, застыл на месте. Посреди избы стояла баба в мятой ночной сорочке, с растрепанными волосами, босая, вокруг нее валялись черепки перебитой посуды, в левой руке она сжимала граненый стакан, судьба которого была тоже предрешена. Глаза у бабы щурились в злой истоме, полные губы съехались в злорадной ухмылке. На койке в глубине просторной, почти пустой избы лежал коротенький широкий мужичок и жизнерадостно хохотал:
— Давай, давай, Верка, хо-хо-хо… Бей, ломай, круши…
Из-за спины Денискова выступил Лосинский, и хохот на кровати смолк.
— Гуляешь, Ерема! — стылым басом произнес капитан.
Приемщик Еременко вскочил с кровати, сунул ноги в валенки и, сразу отрезвев, степенно двинулся навстречу гостям.
— Да вон Верка, хм, разбушевалась опять… — виновато ответил он. — Как напьется, так сладу с ней нет.
Капитан угнездился на лавке за столом, строго спросил:
— Так что у тебя, Ерема, осталось на плашкоуте-то?
Приемщик, закурив «беломорину», сощурил левый глаз, поцарапал заросший подбородок, ответил с неуверенной растяжкой:
— Дак рыбки-то, кажись, немного. Ящиков двадцать будет. Доброй-то, почитай, и вовсе нет, налим да язь.
— Ну-у, добру-то себе приберег…
— Дак и приберег на зиму, кому какое дело. Максимчиков там, нельмушек, конечно… Может, арестовать запасец-то мой смекаешь, хе-хе… Дак это я сам добыл. Са-ам. Са-амолично. Да и прав у тебя никаких на то нет. Ты, Еся, колесо свое знай крути.
— Ладно, баламут. Не про тебя забота. Верка, эй?.. Что у тебя с икрой-то?
Женщина, покачиваясь, подошла к столу, над табуреткой как-то сразу сломалась, почти рухнула на сиденье.
— Ну так что? — сердито повторил Лосинский. — Где икра-то?
— А ч-черт ее знат… — женщина вяло махнула непослушной рукой.
Капитан даже подскочил от возмущения.
— Ты это мне брось, Расторгуева! — закричал он. — Да за такое отношение… Да за это дело под суд… в тюрьму!
— A-а, пускай, — баба отмахнулась от Лосинского.
Капитан схватил ее за воротник халата, дернул с нерассчитанной силой — посыпались пуговицы. Сбоку захохотал Еременко, с искренним восхищением наблюдавший драматическую сцену в своей избе. Борису тоже стало смешно: уж очень беспомощным был гнев капитана.
Еременко примирительно сказал:
— Ты, Лосинский, на бабу-то не наскакивай петухом. Че с нее возьмешь… А икра там… молока… ну, все это у ей в порядке, в бидонах на льде стоит, тебя дожидается. Мы тут, едрена-феня, подгуляли с устатку, дак ведь и не грех теперь, путина-то кончилась…
Назавтра, чуть только забрезжил рассвет и туман клочковатыми дымами начал отрываться от успокоенной, перебесившейся за ночь воды, на плашкоут явилась лаборантка с большим бидоном; за ней еще три бидона тащили Еременко и два деревенских мужика. Борис пригляделся к женщине: отоспавшись, прибрав себя, Вера Расторгуева выглядела очень даже привлекательно; если б не хмурый виноватый взгляд заробевших коричневых глаз, ее можно было бы назвать даже красивой женщиной. Но это уже потом. А до рассвета еще был вечер в капитанском кубрике и бессонная ночь.
Оставив задремавшего приемщика за столом, Лосинский и Денисков вернулись на свой транспорт. Из жестяной трубы камбуза выбрасывалось в ночную темень искристое пламя, Борис живо представил тарелку с дымящейся наваристой ухой… В закутке у печурки сидел Санька-матросик и лениво жевал потухшую папиросу.
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Когда твой парень общается со своей бывшей, интеллектуальной красоткой, звездой Инстаграма и тонкой столичной штучкой, – как здесь не ревновать? Вот Юханна и ревнует. Не спит ночами, просматривает фотографии Норы, закатывает Эмилю громкие скандалы. И отравляет, отравляет себя и свои отношения. Да и все вокруг тоже. «Гори, Осло, гори» – автобиографический роман молодой шведской писательницы о любовном треугольнике между тремя людьми и тремя скандинавскими столицами: Юханной из Стокгольма, Эмилем из Копенгагена и Норой из Осло.
Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.
Французская романистка Карин Тюиль, выпустившая более десяти успешных книг, стала по-настоящему знаменитой с выходом в 2019 году романа «Дела человеческие», в центре которого громкий судебный процесс об изнасиловании и «серой зоне» согласия. На наших глазах расстается блестящая парижская пара – популярный телеведущий, любимец публики Жан Фарель и его жена Клер, известная журналистка, отстаивающая права женщин. Надлом происходит и в другой семье: лицейский преподаватель Адам Визман теряет голову от любви к Клер, отвечающей ему взаимностью.
Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.
Апрель девяносто первого. После смерти родителей студент консерватории Тео становится опекуном своего младшего брата и сестры. Спустя десять лет все трое по-прежнему тесно привязаны друг к другу сложными и порой мучительными узами. Когда один из них испытывает творческий кризис, остальные пытаются ему помочь. Невинная детская игра, перенесенная в плоскость взрослых тем, грозит обернуться трагедией, но брат и сестра готовы на всё, чтобы вернуть близкому человеку вдохновение.
Издательская аннотация отсутствует. ____ Повесть о настойчивости и целеустремленности на пути к осуществлению юношеской мечты.
Молодой московский прозаик Илья Митрофанов умеет точно и зримо передать жизнь в слове. Уже одно это — свидетельство его одаренности. Располагает к себе и знание жизни, способность не только наблюдать и изображать, но и размышлять над теми ее, подчас весьма нелегкими задачами, которые ставит она перед вступающим в самостоятельную рабочую жизнь героем. Молодой писатель по рождению южанин. Оттого, наверное, в повести его есть и свойственная южной прозе пластичность слова, и своеобразие разговора героев, и напряжение чувств.
Степан Залевский родился в 1948 году в селе Калиновка Кокчетавской области. Прежде чем поступить в Литинститут и закончить его, он сменил не одну рабочую профессию. Трудился и трактористом на целине, и слесарем на «Уралмаше», и токарем в Москве. На Дальнем Востоке служил в армии. Познание жизни в разных уголках нашей страны, познание себя в ней и окружающих люден — все это находит отражение в его прозе. Рассказы Степана Залевского, радующие своеобразной живостью и свежей образностью, публиковались в «Литературной России», «Урале», «Москве» и были отмечены критикой. «На легких ветрах» — первая повесть Степана Залевского. Написана повесть живо и увлекательно.
Алексей Логунов родился в деревне Черемухово Тульской области, недалеко от Куликова поля. Как и многие его сверстники — подростки послевоенных лет, — вступил в родном колхозе на первую свою трудовую тропинку. После учебы в школе ФЗО по профессии каменщика его рабочая биография началась на городских и сельских стройках. Затем работал в газетах и на телевидении. Именно эти годы явились основой его творческого мужания. В авторском активе Алексея Логунова — стихи, рассказы, а сейчас уже и повести. Но проза взяла верх над его стихами, читаешь ее, и угадывается в ней поэт, Видишь в этой прозе картины родной природы с нетерпеливыми ручьями и реками, с притихшими после прошумевших над тульской землей военных гроз лесами и перелесками, тальниковыми балками и неоглядными, до самого окоема полями… А в центре величавой картины срединной России стоит человек-труженик, человек-хозяин, человек — защитник этой земли. Куликово поле, люди, живущие на нем, — главная тема произведений А. Логунова.