Последний раунд - [8]

Полетели смены. Снова они работали в паре, еще упорней стало их соперничество. Леха кричал, язвил, как прежде, хватался первым за самую тяжелую работу. Но во всем этом чудился Сашке надрыв.

Бригада работала в два забоя: один по восстающей, другой по горизонтальной выработкам. Леха каждую смену менял тактику: Сашка работал то в одном забое, то в другом, то один, то вместе с бригадиром. Начиная одну из этих смен, Быков гнал в забой буровую самоходную установку. Сашка с учеником сидели на капоте мотора. На пути лежала отслоившаяся с кровли глыба.

— Убери! — притормозив, кивнул на нее ученику Леха. Тот спрыгнул с капота и зашагал в обратную сторону.

— Ты куда, щегол? — закричал бригадир.

— Так за ломом! — растерялся ученик.

— Трудно лишний раз наклониться, — Быков подскочил к глыбе, обхватил ее руками и не смог сдвинуть с места. Словно обезьяна в потешных корчах, он то с одной, то с другой стороны обхватывал несчастный закол и вдруг сдался. Первый растерянный взгляд на Сашку.

Сашка Кравцов лежал на горячем вибрирующем капоте двигателя. Рот был разодран в хохоте, ноги в резиновых сапогах импульсивно дергались, будто отталкивали педали невидимого велосипеда. Так смеяться умел только один человек на руднике — Леха Быков.

Сашка перевернулся на бок, мешком свалился на землю, встал, держась за живот, и, раскачиваясь, потащился в свой забой. На полпути спохватился — уйти, ни словом не поддев Быкова, это было не в их правилах. Вернулся и остановился, невидимый для бригадира. Лом лежал в стороне, ученик угнал буровую каретку в забой, а Леха один на один все с той же глыбой, хрипел, корчился и не мог столкнуть ее к борту выработки. Припасенные насмешки застряли у Сашки в горле. Он без звука развернулся и ушел незамеченным.

Кравцов бурил забой восстающей выработки. Внизу кто-то перекрыл воздух, и перфоратор захлебнулся в его руках.

— Масло! — крикнул Леха снизу. Сашка бросил веревку, бригадир привязал к ней ведро с маслом для перфоратора. Проходчик потянул его на себя, вверх, ведро зацепилось за что-то, опрокинулось, окатив Леху с ног до головы. Кравцов захохотал, но тут же умолк: ему показалось, что там, внизу, в лучах прожектора, не ругается, а в голос причитает сам Леха Быков. Эхо металось по восстающему, на разные лады повторяя обиду.

Какая мелочь, думал потом Сашка: будто того, кто тонул, можно намочить, а забойщика — запачкать… Но Леха ушел, не дождавшись конца смены. На другой день Сашка Кравцов узнал, что он уволился с рудника.

* * *

— Знаю, бригадир из тебя никудышный, — сказал Сашке начальник участка.

— Ты тянешь только на проходчика, в крайности — на звеньевого… Да ставить больше некого. У вас бригада всегда была вроде проходного двора. — Он вскинул на Кравцова хмурые глаза и неожиданно спросил: — Может быть, еще вернется Быков?

Сашка передернул плечами. Что он мог ответить? Подумал: «Сломался бугор. А моей вины тут нет». …И он, как Быков, первым бросался в работу. И он часто добивался своего горлом. Но бригада разваливалась на глазах, теряла былую славу.

Вроде бы и план вытягивали, но начала падать зарплата. Добродушный плут Индюк стал ершистым и заносчивым. А после очередной зарплаты раскричался на всю контору, стучал себя в грудь по-быковски и таращил маленькие глазки, посаженные рядом возле тонкой переносицы:

— Ты бригадир или не бригадир? — подступал к Сашке с опаской и злостью. — Ты чем наряды подписывал, пяткой? — оглядывался, призывая в помощь свидетелей: — Заскакиваю в плановый, да? Говорю: «Это почему же нам закрыли месяц чуть больше тарифа, если план сделали?» А мне тычут в нос талмудом, говорят — все по закону! Я выхватил книгу, глядь — а она за сорок какой-то год: там еще за конную тягу расценки, а? Что делают?

Индюк брызгал слюной, бросал шапку оземь и снова напяливал ее на голову…

— Чего орешь? — надвигался на него Сашка Кравцов. — Бери бригадирство, если такой деловой.

Но наедине он едва не стонал, чувствуя свою беспомощность. Много бы дал, чтобы вернуть Леху на рудник.

Они встретились только через полгода. Быков появился так же неожиданно, как и исчез.

Сашка возвращался домой, чувствуя приятную усталость, после сырости и пыли смакуя чистый морозный воздух. Луна висела над домами, как тусклый прожектор. В ее свете от Сашкиного подъезда отделилась темная фигура, знакомый и чужеватый голос Лехи Быкова прохрипел из мрака:

— Сань! Ты, что ли?

Поздоровались.

— Выпить есть? — сразу же спросил Леха.

Вошли в теплую квартиру. Жена с дочкой уже спали. На кухне под салфетками стояла тарелка с неостывшими еще пирожками. Леха скинул куртку в прихожей, уселся за кухонный стол и подвинул к себе граненый стакан. Сашка открыл холодильник, поставил на стол почти полную бутылку водки с пробковой затычкой в горлышке. Леха зубами выдернул ее и плеснул в стакан. Горлышко мелко задребезжало стеклом по краю стакана. Он сердито отодвинул бутылку и кивнул на нее Сашке:

— Налей сам!

Кравцов чуть плеснул себе в рюмку, а бригадиру налил стакан до самых краев. Тот припал к нему губами, потом подхватил непослушной рукой и опрокинул в рот. Посидел молча, чуть зарозовело лицо. Сбитыми корявыми пальцами отщипнул кусочек пирога, пожевал.