Последний барьер - [81]

На столе карта с отметками, где выставлены посты.

Где-то между этих кружочков блуждает группа Зумента. Далеко они не ушли, в этом Озолниек более чем уверен. Стало быть, хотели ехать с комфортом, на автомобиле, как и надлежит в эпоху технического прогресса. Если бы Зументова компания ехала на машине, она попалась бы скорей, чем теперь, когда ребята петляют по лесным тропам… Ничего, через пару дней будут здесь как миленькие. И сейчас им ох как не сладко там, «на воле»…

* * *

Валдис стоит в комнате Киршкална. Впервые он пришел сюда без вызова, сам, и потому воспитатель и воспитанник как бы поменялись ролями. Киршкалн вопросительно глядит на Валдиса Межулиса и ждет, что тот скажет. Воспитателя в связи с этим дурацким побегом подняли среди ночи с постели, и теперь он зол на всех и на себя в том числе. Черт возьми, это же можно было предвидеть, в этом не было ничего неожиданного, и все-таки Зумент удрал. Разумеется, часть вины можно отнести за счет дождя и ротозеев постовых, но все сваливать на объективные причины — по крайней мере, в своих собственных глазах — глупо. Киршкалн только что разговаривал с Ерумом, и тот, будучи уверен, что «босс» уже умчал за тридевять земель отсюда и теперь в полной безопасности, развязал язык. Да, Зумент вынашивал план побега, и покушение на Иевиня, как и предполагали, тоже лежит на его совести. Зумента, разумеется, поймают, и, быть может, этот побег будет для него наилучшей наукой. Однако подобный «воспитательный момент» не предусмотрен никакими методиками. Каких глупостей натворят беглецы, заранее предположить трудно, и, может быть, случится так, что в конечном счете потери намного превзойдут достижения.

Воспитатель думает о чем-то своем, взгляд его бесцельно вперен в пространство. Валдис понимает, что момент для разговора выбран неподходящий: в уголках глаз Киршкална сегодня не видно морщинок добродушной иронии. Он выглядит устало, и скулы выпирают на его худом лице жестче, чем обычно.

— Что ты хотел?

Валдис не может начать с места в карьер. Вопрос задан словно бы мимоходом и не располагает ни к откровенности, ни к доверию. Впрочем, сегодня это для Валдиса и неважно — его привело сюда собственное беспокойство и тревога, а не попытки Киршкална вызвать его на откровенность. Он не ищет ни сочувствия, ни прощения, просто ему необходимо сказать то, о чем он не в состоянии умалчивать. Мысли странная вещь.

То они прекрасно ладят друг с дружкой при всей их противоречивости и неясности, а то вдруг наступает момент, когда они спорят и рвутся наружу. И зачастую это идет далеко не на пользу тому, в ком эти мысли зародились. Воспитателю еще не известно, что переполоха могло и не быть, если бы Валдис ночью разыскал дежурного или контролера. Но ночные мысли не были столь неодолимыми, они жили еще не в словах.

Бессмысленно излагать их теперь; некстати и глупо.

И, тем не менее, Валдис говорит:

— Я знал, что он убежит.

— Ты?!

Вот уж чего Киршкалн не ожидал! Чтобы замкнутый и самолюбивый Межулис оказался замешанным в Зументовых проделках!

— Я узнал об этом случайно. Они звали меня бежать вместе.

— И ты отказался?

— Да. Под самый конец.

— А может, зря? Может, надо было согласиться?

— Нет.

— Ты в этом уверен?

— Теперь да.

— Даже если их не поймают?

— Да.

— Ты мог их задержать?

— Не сам, но мог дать знать дежурному воспитателю.

— Что же тебе помешало?

— Тогда я еще не был уверен.

Киршкалн смотрит на Валдиса. А не происходит ли сейчас тот самый долгожданный перелом?

— Быть может, ты просто струсил? — осторожно предполагает воспитатель.

— Да, но дело не в этом… — Валдис умолкает, морщит лоб и глядит в сторону. — Вообще-то глупо, но я хотел про это сказать вам. Просто так, чтоб знали.

— А так ли уж глупо? — задумчиво говорит Киршкалн.

В дверь раздается торопливый стук, и, не дождавшись ответа, в кабинет просовывается голова Трудыня. При виде Межулиса он морщится, но дверь не закрывается.

— А по кое-каким другим вопросам у тебя не возникло нового мнения? — спрашивает Киршкалн и пристально смотрит на Валдиса.

— Вроде бы нет. Я теперь пойду.

Межулис поворачивается и быстро выходит, а на его месте перед Киршкалном оказывается Трудынь.

— Ну что вы скажете? Здорово дает наш Зумент!

Теперь он, может быть, уже там? — И Хенрик многозначительно прищуривается. — Далеко ли отсюда до моря? А может, в банке по сейфам шурует?

— Прямо не верится, что ты десятилетку окончил, Хенрик… — Все еще размышляя о Валдисе, Киршкалн слушает трескотню Трудыня вполуха.

— Вообще вы не думайте, что я на его стороне. Я давно про него сказал: мясник. Но своего он добился. Поди-ка слови теперь малька в Даугаве! Ничего еще не известно? — Хенрик, снедаемый любопытством, топчется у стола.

— Чего же он добился, глупая твоя башка? — Киршкалн даже рассмеялся. Может, уже «там», говоришь? Залезть бы на крышу школы, и, если б не было деревьев вокруг, я бы тебе его показал.

— Ну-ну! Это вы уже слишком. Жук, он все-таки знает, что делает.

— Давай поспорим, что не пройдет и недели, как Жук снова будет здесь?

— Можно, конечно, только не знаю, на что спорить. На бутылку ведь нельзя?

— На твою соображаловку. Если Зумент через пять дней будет снова в зоне, ты мне отдаешь свои пустопорожние рассуждения, и я выкину их в мусорный ящик, а вместо них дам тебе нормальное мышление, и ты должен будешь его принять.