После ливня - [99]

Он принялся за работу и стоял перед мольбертом до тех пор, пока на горные лощины не пали длинные синеватые тени. Похолодало. Дыйканбек собрал свое хозяйство и пошел к машине.

В горах и летом дневное тепло сменяется ледяным вечерним холодом. Ветер со снеговых вершин приносит этот холод, приносит он и тяжелые тучи, которые быстро заволакивают чистый небосвод.

Дыйканбек осторожно вел машину сквозь густую тьму весенней ночи. До города было еще далеко. Дыйканбек, положив обе руки на баранку, сосредоточенно смотрел перед собой, и вдруг воспоминание о Нине вспыхнуло в нем так живо и сильно, что он задрожал. Остановил машину и опустил голову на руки. Он не может жить без этой женщины, он должен быть с ней, он должен увидеть ее сегодня. Непременно. Иначе он умрет…

Увидев Дыйканбека, Нина не удивилась. Подошла к нему и сказала ласково:

— Я знала, что ты все-таки придешь.

Не снимая пальто, он притянул Нину к себе и целовал ее губы, глаза, шею, мягкие душистые волосы. Она не противилась, только тихо говорила, чуть задыхаясь:

— Довольно мучиться, Дыйканбек… Нельзя отказываться от счастья, подаренного судьбой… Я знаю, мы не можем друг без друга. Пусть говорят что хотят, мне все равно.

Он провел у нее ночь и весь следующий день. Поздним вечером она проводила его. Накинув черно-пестрый шелковый халат, она стояла у дверей и смотрела на него опечаленным взглядом. Положила руку ему на плечо, сказала тихо:

— Будь осторожен в дороге.

В такие ночи Дыйканбек не возвращался домой, шел прямо в мастерскую и укладывался на своем вечном диване. Сон не шел к нему, он лежал и широко раскрытыми глазами смотрел в потолок, думая о Нине. Больше на о ком и ни о чем он думать в это время не мог. Она была очень сдержанна, ни о чем его не спрашивала и не просила, но он порою замечал немой вопрос в ее глазах. Даже не вопрос — огорчение, тяжелое раздумье или тоску, он не мог разобрать хорошенько. Ждет ли она от него ответа, хочет ли, чтобы он нашел выход из мучительного, сложного для них обоих положения? Или ищет этот выход сама и оттого так осунулась, похудела? Красивая и умная женщина, она, конечно, не жила бы одиноко, не будь причина этого одиночества заключена в ней самой. Поклонников у нее много, но она к ним откровенно равнодушна. Почему она полюбила Дыйканбека, почему с ним связала свои надежды на счастье?

Сам он не мог придумать никакого выхода, да его, вероятно, и не было: он не мог уйти к Нине от жены, здоровье которой становилось все хуже, от приемной дочери, которую любил как родную… Нет, выхода не было, сколько он ни думал о том, как быть. Не было выхода, но не было и сил справиться с чувством, захватывающим его все сильнее день ото дня. Никого и ничего не остерегаясь, он приходил к Нине в любое время вовсе не потому, что хотел показать другим свое торжество. Он просто не мог погасить пылавший в нем пожар, — не может сухой хворост не гореть в огне… Однажды он решился посоветоваться с Аргыном.

Было это так. В середине мая они вдвоем поехали к Дыйканбеку на дачу у речки Аламединки — так, подышать воздухом, побродить немного, поболтать на свободе. Сидели на берегу, бросали в воду камешки, время от времени доставали бутылку коньяка, опущенную для охлаждения в реку. Разговор вязался вяло, оба то и дело погружались каждый в свои мысли. Вдруг Дыйканбек сказал:

— Аргын, я, друг, попал в тяжелую историю.

Аргын помолчал и, кажется, не придал особого значения услышанному. Но Дыйканбек уже не мог остановиться.

— Короче говоря, — продолжал он, — влюбился я в одну женщину. Не дает она мне покою, эта моя любовь, ни днем, ни ночью. Даже здесь я думаю о ней. Что же ты молчишь, друг? Ты был когда-нибудь влюблен?

Аргын, кажется, только теперь понял, что к чему, и спросил в свою очередь:

— Ты влюбился? В кого? Я ее знаю?

Дыйканбек вздохнул.

— Я говорю о Нине Соколовой. Знаешь такую артистку? Я не могу ни на минуту забыть ее, вот такие дела…

— А что Нина говорит? Она знает?

Дыйканбек на минуту засомневался — говорить ли, потом все-таки сказал:

— Лучше бы не знала. Мы с ней близки. Уже давно. Я вначале не думал, что меня так захватит все это, а теперь… Теперь просто не знаю, как быть.

Они замолчали. Аргын обдумывал услышанное и завидовал Дыйканбеку: «Кому бог дает, так уж дает все…» Нельзя сказать, чтобы у Аргына не было любовных историй, были, конечно, но какие! Так, пустые связи с пустыми бабенками вроде пресловутой Онолтай. При Атыргуль он поругивал неверных мужей, без нее с удовольствием слушал рассказы о чужих любовных связях, не гнушался расспросами о подробностях, а в конце концов произносил: «Все бабы на одну колодку…»

Теперь, выслушав признание Дыйканбека, он высказался примерно в том же стиле:

— Она такая же, как и все женщины. Нынче распрощается с тобой, а завтра найдет другого.

И он потянул за бечевку, к которой привязана была бутылка с коньяком.

Дыйканбек весь побелел. Промолчать не смог.

— Я тебе рассказал о своей тайне, думал, что ты меня поймешь… О Нине скверно говорить не смей, она чистая женщина, советую тебе это понять! Слышишь?

Он грохнул о камень стакан с коньяком, который держал в руке, носком ботинка отшвырнул недопитую бутылку.